Многие «продвинутые» туристы любят ходить на кладбища. Кладбище – лицо общества, или скорее, той группы, которая его устроила и (не)поддерживает. Иногда кладбища или одинокие могилы – это все, что остается от общества. Например, неолитические могильники, в которых только и сохранились какие-то элементы материальной культуры древних людей, или какие-нибудь древние кладбища в Крыму. Да и сам ореол таинственности и страшноватости кладбищенской темы всегда привлекал артистических товарищей. В результате - куча кладбищенских книжек, любители «кладбищенских туров», да и просто посиделок в пятницу вечером среди разной степени скорбности надгробий, и «изучатели» - археологи, социологи, антропологи, архитекторы.
Кладбищенский компаративизм
С точки зрения составления маршрута лучше всего изучать пару кладбищ за один раз. Так сказать, устраивать компаративное исследование. В прошлый раз, например, мы посетили Новодевичье и старообрядческое Волковское кладбище, а теперь – Лютеранское и Армянское кладбища, входящие в Смоленское кладбище на Васильевском. В каждом случае одно из кладбищ было заросшим и полуразбитым, а второе – ухоженным и контролируемым.
Причины сохранности
В случае со смоленским кладбищем ситуация интересна тем, что ухоженным оказалось не то кладбище, на котором похоронены известные личности. У входа на заросшее, темное и довольно печальное Лютеранское кладбище стоит информационный щит со схемой, на которую нанесены пути к могилам известных людей. Из них – семейство Нобель, востоковед и путешественник Козлов, основатель федерации тенниса Макферсон. Много надгробий «красивых», с грустными ангелами, покрытых мхом и благородными загрязнениями, с трогательными надписями, семейных склепов. Там же почему-то находится захоронение и большой гранитный памятник детям, погибшим при бомбежке в 1942 году. При этом многие надгробные камни просто валяются по обочинам дорожек, много разбитых плит, поваленных крестов, провалившихся могил, надписей, заросших и покрывшихся грязью настолько, что уже и не прочитать.
Явно, что раньше это кладбище было не для бедных – известные фамилии и богатые надгробия об этом свидетельствуют явно. Но теперь здесь мало реально посещаемых родственниками и почитателями могил. Одна, например, Макферсон, совсем недавно вдруг привлекла внимание – два огромных новых венка с лентой «Артуру Макферсону от Федерации Тенниса» и каплями воска от свечей стоят у ступенек, ведущих к надгробию. Но скорее посещают редкие захоронения конца 30-х – начала 40-х, с простенькими «типовыми» крестами. Рядом с одним из таких - странное зрелище: два горелых довольно высоких пня, которые, как ворота, отмечают вход на узкую тропку между могилами. И на одном из пней, черном и покосившемся, накренившемся в сторону бетонного креста, скотчем приклеенная бумажка А4 с напечатанным воззванием: «Могила посещается родственниками, уберите этот пень, мы не можем выпрямить надгробие и поправить ограду». Пока не помогло. Пень так и стоит.
А вообще в пятницу вечером, около восьми, когда мы оказались на этом кладбище (кстати, табличка на воротах гласит, что оно открыто только до 6, но калитки открыты, да к тому же имеется множество пролазов со всех сторон, которые нетрудно обнаружить), было довольно людно. Компания из четырех человек – в джинсе, с длинными волосами, с гитарой – попалась нам на глаза первой. Затем мы понаблюдали из-за кустов за компанией готичненькой молодежи в черном. Их было много, они сидели на каком-то из склепов, и некоторые дамы – с прекрасными хаотичными прямыми волосами, в длинных черных плащах, блестящих лаковых штанах, черных колготках в сеточку, все как надо – бродили по центральной дороге кладбища, разговаривая по мобильным. А в самом удаленном от входа уголке кладбища, который упирается в семиэтажный дом вполне жилого вида, сидели парочки, видимо как раз из близлежащих домов. И гуляли с собакой еще. Без антуража, для них это кладбище – повседневность… Гулять-то больше негде.
Насладившись сумеречностью и печальностью, мы пошли на соседнее армянское кладбище, которое находится буквально за оградой. Вот так контраст! Ни единого высокого дерева, ярко-зеленый газон, «дизайнерские» надгробия из черного камня, большие могилы, засаженные цветами, часовенка – все ухоженное, почти все новое. Есть несколько дореволюционных надгробий, многие из них даже поставлены прямо и подчищены. Когда мы пришли, над одной из могил сидело несколько мужчин с, видимо, «поминальной трапезой». Тихо, светло, уютно, скамеечки – совсем другие ощущения.
Община общине рознь
Такое состояние армянского кладбища говорит о том, в каком состоянии находится армянская община в СПб – в хорошем. Есть зажиточные персонажи, для которых важна их идентичность – ведь поэтому они и «хоронятся» с помпой именно на армянском, наверняка оооочень дорогостоящем кладбище в центре города. Уважение к предкам, мертвым – для них важно. Вроде бы, именно на кладбище находится пекарня, где делают армянский хлеб, который потом продают на Невском, около армянской церкви.
А вот лютеранское кладбище – не общинное. Нет большое той общины, которая могла бы его поддержать. Именитых «захороненцев» не достаточно для того, чтобы оно стало интересно государству. А в случае с Новодевичьим, которое тоже очень ухоженное и закрывается в 6, играет роль не Некрасов и Отт, лежащие там, а факт принадлежности к монастырю, скорее, и престижность этого кладбища – там ведь есть современные могилы, робко теснящиеся вдоль монастырской ограды. Правда, одного факта принадлежности к общине мало – возьмем старообрядческое Волковское, за сохранение которого борется старообрядческая община. Более разваленного и унылого кладбища я не видела. Разбитые могилы, старые вперемежку с тридцатыми и сороковыми, заросли, осколки кирпича и камней. Старообрядцы не так богаты и сплочены, как армянская община СПб, судя по всему.
Комментариев нет:
Отправить комментарий