Ричард Флорида: "Креативный класс"

Ричард Флорида. "Креативный класс. Люди, которые меняют будущее". Классика-XXI, 2007.

Глава 15

От социального капитала — к креативному капиталу

Воздух города делает людей свободными. ( Stadtluft macht frei.)

Старая немецкая поговорка

Несомненно, Роберт Патнэм — великий ученый. Меня восхищает его готовность покинуть башню из слоновой кости, чтобы заняться актуальными проблемами общества и стимулировать общественные дебаты. В своей популярной книге "Боулинг в одиночку" он убедительно доказывает, что во второй половине XX века многие аспекты социальной жизни сократились до опасного уровня'. Название книги Патнэма возникло из того факта, что в период с 1980 по 1993 годы ко мандная игра в боулинг сократилась на 40%, в то время как одиночный боулинг вырос на 10%. Автор утверждает, что это лишь один из признаков более общей тревожной тенденции. По всей стране люди сейчас менее склонны участвовать в общественных объединениях, активность избирателей уменьшается, как и посещение церквей и членство в профсоюзах, а хуже всего — снижение интереса к добровольческой деятельности. По мнению Патнэма, все это происходит из-за затяжного упадка социального капитала. Под этим он подразумевает все большее отстранение людей друг от друга и от своих сообществ. Упадок очевиден во всем, от ослабления связей меж ду членами семьи, друзьями и соседями до сокращения участия в различных организациях, включая церкви, местные собрания, политические партии и досуговые объединения. Тщательно собранные эмпирические данные позволяют задокументировать сокращение социального капитала в гражданской и общественной жизни. Патнэм указывает на общую смену приорите  тов от производства культуры к потреблению культуры, от участия в спортивных мероприятиях к просмотру спортивных телепрограмм, от до  машнего музицирования к — компакт-дискам и МТУ Хотя происхождение его идей можно возвести к работам классиков со  циологии XIX века, в особенности к книге Эмиля Дюркгейма "Самоубийство", концепция социального капитала Патнэма опирается на сравнительно недавние труды двух социологов, Пьера Бурдье и Джеймса Коулмана 2 . Бурдье использовал термин "социальный капитал" для объяснения возможностей и преимуществ, которые дает людям членство в группах, а Коулман применял его для описания пользы социальных связей для индивидуума. С точки зрения Патнэма, социальный капитал означает, по сути, взаимодействие. Если вы делаете что-либо для кого-либо, существует больше вероятности, что он сделает что-либо для вас. До некотооой степени, основой здесь выступает взаимное уважение, доверие и гражданственность. Упадок социального капитала в обществе означает сокращение и гражданственности, и доверия. Патнэм считает, что здоровое гражданское общество является залогом процветания. Таким образом, растущий дефицит социального капитала задевает многие аспекты нашего общества, ослабляя соседские связи, подрывая наше здоровье, делая нас несчастными, разрушая нашу систему образования, угрожая благосостоянию наших детей, размывая нашу демократию и ставя под сомнение самые источники нашего процветания. Патнэм видит причины усугубления этого гражданского недуга и социального разобщения в четырех основных факторах. Во-первых, удлинение рабочего дня и растущая нехватка времени и денег означают, что у нас остается все меньше времени друг для друга. Во-вторых, безудержный рост пригородов заставляет нас селиться вдали от родственников и друзей и затрудняет контакты. В третьих, телевидение и другие электронные СМИ поглощают наш досуг, оставляя все меньше времени на активные занятия и добровольческую деятельность. Четвертое и, согласно Патнэму, самое главное — это "генерационный сдвиг" от "гражданской сознательности" поколения Второй мировой войны" к "эгоизму" последующих поколений. Поначалу подобные выводы нашли у меня понимание и отклик. Я сам вырос в сообществе, подобном тем, чей упадок оплакивает Патнэм. Наша итало-американская община отличалась тесными связями между родственниками и друзьями. Мой отец был членом Итало-американского клуба и менеджером команды Малой лиги, в которую я входил, а мать опекала мой отряд скаутов. Мы с братом играли в рок-группе, состоявшей из наших друзей по католической школе, и часто развлекали местных ребятишек в гараже нашего дома. Сейчас я живу в Питтсбурге с его многочисленными этническими районами и чувством общности, которое описывает Патнэм. Именно это чувство общности помогло региону выстоять после почти полного коллапса сталелитейной индустрии и других отраслей тяжелой промышленности. Но как бы мне ни хотелось принять тезис Патнэма, мои собственные исследования приводят к совершенно другим выводам. Участники моих интервью и фокус-групп редко выражали интерес к чувству общности, о котором рассказывает Патнэм. Наоборот, они стараются вырваться из такого рода сообществ. Конечно, они хотят принадлежать обществу, но не настолько, чтобы это мешало им быть самими собой и жить собственной жизнью. Они против того, чтобы друзья и соседи наблюдали за их жизнью через забор. В реальности им хочется того, что я стал называть квазианонимностью. В терминах современной социологии, эти люди предпочитают слабые связи сильным. Отсюда следует еще более существенное наблюдение. Типы сообществ, которые мы ищем и которые гарантируют экономическое процветание, к настоящему времени значительно изменились. Необходимые прежде социальные структуры теперь, наоборот, препятствуют успеху. Традиционные представления о сплоченном обществе имеют тенденцию подавлять экономический рост и инновации. Те общественные структуры, которые обеспечивали поддержку в прошлом, сейчас становятся источником ограничений. Сообщества, которые раньше притягивали людей, теперь их отталкивают. Обществу нового типа свойственны более разнообразные дружеские контакты, индивидуализация занятий и ослабление связей внутри сообщества. Люди хотят разнообразия, низких входных барьеров и возможности быть собой. Статистика подтверждает эти наблюдения. Все это поднимает серьезные вопросы, касающиеся самой сути нашего общества. Образ жизни, который мы воспринимаем как специфически американский — тесные связи в семьях и между друзьями, близкие отношения между соседями, гражданские объединения, динамичная выборная полити  ка, сильные религиозные институты и опора на гражданское лидерство — уходит и сменяется чем-то новым. Более того, та жизнь, которую хотел бы вернуть Патнэм, уже не является источником роста экономики, населения, технологических инноваций и доходов. Методы, используемые обществом для обеспечения экономического роста, пережили трансформацию.

Дилеммы социального капитала

В аргументах Патнэма есть и пробелы, на которые не преминули указать критики. Нет окончательного мнения по поводу того, действительно ли сокращается социальный капитал. Некоторые комментаторы считают, что Патнэм находит только такие ответы, которые ему нужны. Николас Леманн утверждает в своей жесткой рецензии на работу Патнэма, что его результа  ты зависят от типа организаций, который он анализирует 3 . Леманн считает, что Патнэм прав лишь тогда, когда констатирует сокращение участия в ор­ ганизациях старого типа, наподобие лиг боулинга или лож Ордена Лосей. Однако продолжают появляться организации нового образца — достаточно упомянуть Лигу детско-юношеского футбола США, количество членов которой за два десятилетия возросло с 127 000 до более чем 2,5 млн., и стремительно растущее членство в экологических организациях (на последнее указывает и сам Патнэм). Экономисты Дора Коста и Мэттью Кан обнаружили аналогичные ре зультаты в ходе изучения тенденций социального капитала между 1952 и 1998 годами 4 . Используя по большей части те же данные, что и Патнэм, они внимательно рассмотрели тенденции общественной и частной жизни. Коста и Кан проверили, как часто люди участвовали в добровольческих объединениях, посещали родственников и друзей и принимали гостей у себя. Там, где это было возможно, они использовали те же исходные данные, что и Патнэм, по необходимости дополняя их более надежными источниками информации, и в результате пришли к заключению, что представление о сокращении социального капитала в жизни американцев сильно преувеличено. Они нашли подтверждение небольшого спада добровольчества и несколько более масштабного, но не очень значительного сокращения член ства в различных организациях, однако практически никакого снижения в количестве вечеров, проведенных дома с друзьями и родственниками, установить не удалось. Спад, сопоставимый с заявленным Патнэмом, наблюдался только в одной категории: визиты к друзьям и родственникам. Коста и Кан затем переключили внимание на причины подобных перемен. В противоположность "генерационному сдвигу" Патнэма, им не удалось найти значительных различий между поколениями, если учитывался уровень образования и дохода. Сокращение социального капитала в част ной жизни (визиты к друзьям и родственникам) практически полностью объяснялось повышением трудовой занятости женщин. А умеренное сокращение социального капитала в обществе было связано с неравенством в доходах и этническим разнообразием. На мой взгляд, наиболее сомнительные выводы Патнэм и его коллеги делают в недавнем исследовании этнического разнообразия. Согласно этой работе, проводившейся под эгидой гарвардского Семинара Сагуаро по гражданской активности, регионы с высоким уровнем этнического разнообразия страдают от сниженного уровня общественных связей и участия в делах сообщества, низких показателей экономического развития и высокого разброса в доходах. Патнэм считает, что это происходит из-за низкого уровня доверия между разными этническими фуппами и внутри каждой из них. В январе 2002 года он представил результаты этой работы правительст ву Канады и, согласно газете Ottawa Citizen , заявил следующее: "В конечном итоге, этническое разнообразие создает особые проблемы при создании социального капитала". Вот как это формулируется в итоговой публикации по результатам работы семинара Сагуаро под названием "Сравнительное изучение социального капитала в сообществе":

Оказывается, проблема неравенства в доступе к социальному капиталу значительно осложняется в этнически неоднородных сообществах. Именно этническое разнообразие — в большей степени, чем размер, уровень благосостояния или уровень образования — характерно для районов с на  ибольшими отличиями в участии разных категорий граждан в делах сообщества. В этнически разнообразных местах вроде Лос-Анджелеса, Хьюстона или Якимы, штат Вашингтон, люди, получившие высшее образование, в четыре-пять раз чаще проявляют политическую активность по сравнению со своими земляками со средним образованием. В местах с меньшим этническим разнообразием, например, в Монтане или Нью- Гемпшире, классовые различия проявляются в два раза меньше. В отношении гражданской активности нет большой разницы между менеджером высокотехнологичной фирмы в Хьюстоне и его коллегой в Нашуа, штат Нью-Гемпшир, но есть значительная разница между автомехаником в Хьюстоне и автомехаником в Нашуа 5 .

Авторы схожего исследования социального капитала в Силиконовой до  лине пришли к аналогичным заключениям, обнаружив, что члены этнических меньшинств менее склонны участвовать в политических или гражданских делах по сравнению с белыми представителями их сообществ 6 . Здесь есть много поводов для критики. Позвольте, однако, начать с то  го, что данный подход путает причину и следствие. Стремясь объяснить практически все проблемы "нехваткой социального капитала", исследователи игнорируют очевидные альтернативные объяснения. Например, в местах с высоким этническим разнообразием люди зачастую вынуждены много работать, чтобы закрепиться в новой стране, а это оставляет мало свободного времени на гражданскую активность. Языковые и культурные барьеры также могут ограничить возможности участия в делах общества. К тому же они могут быть на практике или в собственном восприятии лишены доступа к традиционным формам политической и гражданской активности. У многих из них, возможно, даже нет статуса гражданина или постоянного резидента США. Более того, судя по этим исследованиям, дефицит социального капитала обрекает районы с этническим разнообразием на замедленный рост. На самом деле, как было показано в предыдущей главе, этническое разнообразие, выраженное в "Индексе плавильного котла", положительно связано с ростом сферы высоких технологий и населения. Некоторые из критиков Патнэма считают, что сама концепция социального капитала превратилась в тавтологию. Социологи Алехандро Портес и Патрисия Л эндаут пишут в своем обзоре теории социального капитала: "Ес  ли в вашем городе сильны гражданские традиции, там имеет место гражданственность, а если их нет, то и гражданственности нет" 7 . Более того, социальный капитал может проявляться двояко. С одной стороны, он укрепляет чувство общности, а с другой может легко закрывать доступ для посторонних, возводить барьеры и препятствовать инновациям. Адам Смит давно обратил внимание на эту дилемму в своем труде "Богатство народов", обру  шившись на купцов, формировавших замкнутые клики именно для этих целей: "Люди одной и той же профессии редко встречаются между собой даже для развлечения или досуга, но их беседа всегда заканчивается заговором против общества" 8 . Позже Мансур Олсон следовал той же логике, продемонстрировав, как сплоченные сообщества изолируют себя от внешнего вмешательства и тем самым сеют семена собственной гибели 9 . Или, словами Портеса и Л эндаут: "Тесные связи, которые помогают членам группы, часто дают ей возможность исключать посторонних". Эта ограничительная черта социального капитала остается с нами и сегодня. Я постоянно слышу о ней во время интервью и фокус-групп в старых сообществах с тесными внутренними связями, вроде городов Вилкес-Барр или Фарго, или даже Питтсбурге, где люди говорят, что они не могут позволить себе делать что-то, выходящее за пределы нормы. В недавнем интервью одной газете Патнэм сказал: "Если составить карту социального капитала США и обозначить места его низкого и высокого скопления, как в прогнозе погоды, в Америке существует одно место с высоким уровнем и расположе но оно где-то в районе Миннеаполиса и Сент-Пола. Жители Миннесоты хо дят вместе играть в гольф. Они приглашают друзей в гости. Они играют в карты, присоединяются к клубам и участвуют в гражданских институтах" 10 . Но, как указывает газета, этот регион гораздо больше подходит для местных жителей, чем для приезжих. "В октябре будет уже шесть лет, как мы здесь живем, но мы все еще чувствуем себя чужими", — цитирует газета слова Эммета Карсона, переселенца из штата Нью-Джерси, возглавляющего Фонд Миннеаполиса. "В других местах, — продолжает Карсон, — коллеги по работе и просто знакомые говорят друг другу: 'Приходите в гости! Давайте сходим в нашу церковь! Давайте, я познакомлю вас со своим парикмахером! Проблемы с машиной? Давайте познакомлю со своим механиком'. По его словам, такие приглашения от людей в Миннеаполисе получаешь нечасто. Действительно, я знаю по опыту собственных визитов и консультаций в Миннеаполисе, что власти региона прилагают большие усилия, чтобы открыть регион для приезжих и снизить входные барьеры для увеличения разнообразия. Портес и Лэндаут считают, что высокий уровень социального капитала может также ослабить предпринимательский дух:

В высокогорных районах Эквадора среди успешных бизнесменов много протестантов (или "евангелистов", как их здесь называют), а не католиков. Причина состоит не в том, что протестантская этика подстегивает их добиваться большего, и не в том, что евангелические верования лучше выражают их взгляды. Скорее, смена религии позволяет этим предпринима­ телям сложить с себя множество обязанностей, связанных со статусом мужчины как главы семейства в рамках традиций католической церкви. В некотором смысле евангелисты становятся "чужими" в своей общине, что избавляет их от необходимости оказывать поддержку другим членам сообщества, обязательную с точки зрения католических норм. Для них со  циальный капитал обходится слишком дорого 11.

Места с тесными связями и высоким уровнем традиционного социального капитала обеспечивают преимущества для своих, а тем самым и стабильность, тогда как места с подвижными и слабыми связями отличаются большей открытостью новым людям, а следовательно, новаторским сочетанием ресурсов и идей' 2 . Рассмотрим более подробно, как эти два типа сообщества вписываются в общую картину технологических инноваций и экономического роста.

Проверка теорий

Роберт Кушинг, вышедший на пенсию специалист по социологии и статистике из Техасского университета, заинтересовался данными тенденциями социальной жизни во время разговоров со своим сыном, членом креативно  го класса из Калифорнии. Он посвятил некоторое время проверке взаимоотношений между социальным капиталом, разнообразием и инновациями. Он также предпринял систематическую проверку всех трех главных теорий регионального роста, а именно, теории социального капитала, человеческого капитала и креативного капитала. Его выводы поразительны. Кушинг обнаружил, что теория социального капитала не дает адекватного объяснения регионального роста и инноваций. Подобный рост намного лучше объясняется теориями человеческого капитала и креативного капитала. Более того, он выяснил, что креативные сообщества и сообщества социального капитала двигаются в противоположных направлениях. Креативные сообщества выступают центрами разнообразия, инноваций и экономического роста, а сообщества социального капитала — нет. Кушинг, преданный своему делу эмпирик с чутьем к деталям, не пожа  лел усилий на то, чтобы воспроизвести источники данных Патнэма. Для одной из своих аналитических выкладок он рассмотрел результаты теле фонных опросов жителей сорока городов, проведенных группой исследо  вателей под руководством Патнэма с целью определения широты и глубины социального капитала. На основании полученных данных Патнэм произвел измерения социального капитала по тринадцати различным категориям и присвоил каждому региону баллы за ряд атрибутов, например, "политическая активность", "гражданское лидерство", "религиозные ин ституты", "протестная политика" и "пожертвования и добровольчество". Используя собственные данные Патнэма, Кушинг не нашел почти никаких доказательств сокращения добровольчества. Наоборот, он обнаружил, что в последние годы уровень добровольчества возрос. В конце 1990-х люди за­ нимались волонтерством с большей вероятностью, чем в конце 1970-х. Среди мужчин добровольчество возросло на 5,8% за пятилетний период с 1993 по 1998 годы, если сравнивать с периодом с 1975 по 1980 годы. Добро вольчество среди женщин возросло на 7,6%. Эти результаты были подтверждены рядом статистических тестов, но Кушинг на этом не остановился. Он сопоставил информацию по тенденциям социального капитала с независимыми данными по высокотехнологичной индустрии, инновациям, человеческому капиталу и разнообразию. Он добавил "Индекс высоких технологий" Института Милкена, "Индекс инноваций" и показатели таланта, разнообразия и креативности ("Индекс таланта", "Гей-индекс" и "Индекс богемы"). Он сгруппировал регионы согласно "Индексу высоких технологий" Института Милкена и "Индексу инноваций" (уровень патентования)*. Кушинг обнаружил, что регионы с высокими рейтингами в "Индексе вы  соких технологий" Института Милкена и "Индексе инноваций" имеют низкие результаты по одиннадцати из тринадцати показателям социального капитала Патнэма. Высокотехнологичные регионы получили низкие баллы почти по всем показателям социального капитала. Там был отмечен более низкий уровень доверия, меньшая степень опоры на религиозные институ  ты, меньше добровольчества, интереса к традиционной политике и граж  данского лидерства. Эти регионы преуспели лишь в двух показателях: "протестная политика" и "разнообразие дружеских отношений". Все обстояло ровно наоборот в регионах с низкими рейтингами согласно "Индексу высоких технологий" Института Милкена и "Индексу инноваций". Они набрали высокие баллы по одиннадцати из тринадцати показателям Патнэма, но ниже среднего по протестной политике и разнообразию. Затем Кушинг добавил данные по заработной плате, распределению доходов, росту населения, количеству жителей с высшим образованием, ученых и инженеров. Он обнаружил, что в высокотехнологичных регионах наблюдался более высокий уровень зарплат, экономического роста, неравенства доходов, а также ученых, инженеров и других специалистов, чем в регионах с более низкими уровнями технологий, но более высокими показателями социального капитала. Когда Кушинг сопоставил "Гей-индекс" и "Индекс богемы" с показа  телями социального капитала Патнэма в сорока регионах по результатам опроса 2000 года, возникла аналогичная картина: регионы с высокими показателями по этим двум индексам разнообразия демонстрировали низкие баллы по одиннадцати из тринадцати категорий социального капитала Патнэма. Если процитировать Кушинга, "конвенциональная политическая активность и социальный капитал, похоже, находятся в негативной связи с технологическим развитием и высоким экономическим ростом". По результатам своего анализа Кушинг выделил четыре типа сообществ. Взяв за основу его анализ, я придумал им свои названия.

* Я считаю необходимым подчеркнуть, что хотя в данный момент я сотрудничаю с Кушингом, его изначальные исследования были проведены без участия с моей стороны или со стороны моей команды, за исключением доступа к нашим данным.

Классические сообщества социального капитала. Сюда относятся места, которые лучше всего вписываются в теорию Патнэма, например, Бисмарк, штат Северная Дакота; сельские районы Южной Дакоты; Батон-Руж, штат Луизиана; Бирмингем, штат Алабама и Гринсборо, Шарлотт и Уинстон-Сейлем, штат Северная Каролина. Их отличают высокие показатели социального капитала и политической активности и низкие уровни разнообразия, инноваций и технологий. Сообщества организационной эпохи. Сюда входят более старые города, в которых доминируют корпорации, например Кливленд, Детройт, Гранд-Рапидс и Каламазу. Их отличает средний уровень социального капитала, уровень политической активности выше среднего, низкие показатели разнообразия, инноваций и высокотехнологичных индустрии. Они занимают высокое место в моем "Индексе рабочего класса". На мой взгляд, они представляют собой классические корпоративные центры организационной эпохи. "Ботанистаны". Сюда относятся быстрорастущие регионы типа Силико новой долины, Сан-Диего, Финикса, Атланты, Лос-Анджелеса и Хьюстона — некоторые воспевают их как образцы быстрого экономического роста, в то время как другие критикуют за расползание, загрязненность и транспортные проблемы. В этих регионах большой процент высокотехнологичных индустрии, уровень разнообразия выше среднего и низкий уровень социального капитала, а также политической активности. Креативные центры. Крупные урбанистические центры, к которым от  носятся Сан-Франциско, Сиэтл, Бостон, Чикаго, Денвер и Боулдер, отличаются высокими уровнями высокотехнологичных индустрии и очень высокими показателями разнообразия, но ниже среднего показателями социального капитала и умеренным уровнем политической активности. Данные города имеют высокий рейтинг в "Индексе креативности" и постоянно упоминаются в моих интервью и фокус-группах в качестве мест, где люди хотят жить и работать. Вот почему я считаю, что эти регионы дают хорошее представление о новым креативном мэйнстриме. Зимой 2001 года Кушинг дополнил свой анализ данными по ста регионам за тридцать лет. Он вновь построил свой анализ на базе источников самого Патнэма, а именно, на информации, которую в течение трех десятилетий собирала рекламная фирма DDB Worldwide и которая включала данные о посещении церквей, участии в клубах и обществах, добровольческой работе и приеме гостей у себя дома. При помощи этих данных он сгруппировал регионы в категории низкого и высокого социального капитала и установил, что социальный капитал почти не имеет отношения к экономическому росту региона. Места с высоким уровнем социального капитала демонстрируют ярко выраженную склонность к "социальной изоляции" и "безопасности и стабильности", отличаясь наименьшими темпами роста по причине того, что Кушинг назвал "ментальностью закрытых дверей". Места с низким уровнем социального капитала обладают самыми высокими пока зателями разнообразия и темпами роста населения. Наконец, Кушинг провел систематическое сравнение влияния всех трех теорий — социального капитала, человеческого капитала и креативного капитала — на региональный экономический рост. Он создал статистические модели для определения роли этих факторов в росте населения (общепринятый показатель регионального роста) в период между 1990 и 2000 годами. Для этого он включил отдельные данные по образованию и человеческому капиталу; рабочим местам, зарплатам и трудовым часам; инновациям и высокотехнологичным индустриям; а также по креативности и разнообразию за период 1970-1990-х. И вновь его результаты оказались поразительными. Он не обнаружил никаких доказательств, что социальный капитал ведет к региональному росту; на самом деле эффект оказался негативным. Согласно его анализу, более удачные результаты получались при применении модели человеческого капитала и модели креативного капитала. Проверив сначала подход, основанный на человеческом капитале, Кушинг установил, что хотя он хорошо объясняет региональный рост, "интерпретация не так однозначна, как предполагают сторонники этого подхода". Затем он использовал данные по креативным профессиям, представителям богемы, инновациям и "Индексу высоких технологий" Института Милкена в качестве показателей креативного капитала и установил, что теория креативного капитала дает наиболее убе  дительные результаты, причем особенно высокими предсказательными свойствами обладают "Индекс богемы" и "Индекс инноваций". Он пришел к следующему выводу: "Модель креативного капитала приносит столь же впечатляющие результаты, что и модель человеческого капитала, а возможно и лучше" 13 .

Мир ослабленных связей

Для понимания подобных перемен ключевым является понятие ослабленных связей. Патнэм и другие сторонники теории социального капитала предпочитают "прочные связи". Сюда включаются отношения, которые у нас обычно бывают с членами семьи, близкими друзьями, давними соседями или коллегами по работе. Подобные связи распространяются на многие аспекты жизни и характеризуются долгосрочностью, доверием и обоюдностью. Когда ваши связи с кем-либо отличаются прочностью, это означает, что вы скорее всего знакомы с личными обстоятельствами друг друга, обмениваетесь визитами и готовы делать взаимные одолжения и выполнять поручения друг для друга. Практически у каждого из нас есть такие отношения по крайней мере с несколькими людьми. Их преимущества очевидны. С друзьями можно поделиться своими проблемами, сосед готов присмотреть за собакой, пока вы в отъезде, а дядя поможет найти работу. Однако ослабленные связи зачастую оказываются более важными. Со  временная теория "силы ослабленных связей" была выдвинута социологом Марком Грановеттером в его классическом исследовании, посвященном тому, как люди ищут работу 14 . Грановеттер обнаружил, что в процессе поиска работы большее значение имеют ослабленные, а не прочные связи. Как показали другие исследования социальных контактов, ослабленные связи оказываются ключевым механизмом для мобилизации ресурсов, идей и информации как при поиске работы, так и при решении различных проблем, запуске новых видов продукции или организации предприятий. Основная причина важности ослабленных связей состоит в том, что их у нас может быть много. Прочные связи по определению требуют больших затрат времени и энергии. Для поддержания ослабленных связей нужны меньшие вло  жения, а использовать их мы можем по мере необходимости. Ослабленные связи имеют решающее значение для креативной атмосферы города или региона, поскольку позволяют быстро интегрировать новых людей и новые идеи и, тем самым, способствуют креативному процессу 15 . Я не пропагандирую образ жизни, основанный исключительно на ослабленных связях. Такая жизнь была бы слишком поверхностной и одинокой. Патнэм обеспокоен, что именно эта судьба и ожидает нас всех. Но представители креативного класса, с которыми мне довелось встречаться в процессе исследований, по большей части так жить не хотят и устраивают свою жизнь по-другому. Большинство поддерживает ряд прочных связей. У них есть партнеры и близкие друзья, они звонят родителям. При этом, в отличие от прошлого, их жизнь не проходит с оглядкой на прочные связи или под их диктовку. В классическом сообществе с преобладанием социального капитала сравнительно небольшая и плотная сеть прочных связей доминировала над каждым аспектом жизни человека, от ее повседневного содержания до долгосрочной траектории. Общение ограничивалось кругом хорошо знакомых лиц, чьи ценности формировали вкусы, карьеру и личную жизнь человека. В современном обществе жизнь часто определяется гораздо большим числом ослабленных связей. Интересно, что в этом, похоже, и состоят предпочтения большинства людей. Ослабленные связи позволяют нам мобилизовать больше ресурсов и возможностей для себя и других людей, а так  же дают нам доступ к новым идеям, которые оказываются источником креативности. Давайте еще раз вернемся к Джейн Джейкобе. Она использовала фразу "социальный капитал" в своем классическом труде "Смерть и жизнь великих американских городов" более чем за десять лет до Бурдье или Коулмана и за несколько десятилетий до Патнэма. У нее этот термин служил для описания того, как сообщества прибегают к ослабленным связям (сосуществующим с некоторыми видами прочных связей, но не ограниченным ими) для продвижения разнообразия и креативности, при этом даже достигая опре деленной стабильности.

Действительно, хороший городской район может абсорбировать приезжих — как добровольных переселенцев, так и иммигрантов по необходимости, — а также защитить некоторое количество транзитного населения. Но эти добавления или перемещения должны быть постепенными. Чтобы местное самоуправление могло функционировать, все перемены в составе населения должны происходить на фоне преемственности среди людей, которые создают сети внутри сообщества. Подобные сети являются невосстановимым социальным капиталом города [курсив Р. Флориды]... Некоторые исследователи городской жизни замечали, что сильные городские районы часто бывают этническими — в особенности это касается итальянских, польских, еврейских или ирландских общин — и делали вывод, что для функционирования района в качестве социального целого необходима этническая база. На самом деле, это то же самое, что сказать, будто только американцы иностранного происхождения способны к местному самоуправлению в больших городах. На мой взгляд, это абсурд. Во-первых, этнически сплоченные общины далеко не всегда обладают такой естественной сплоченностью, как представляется посторонним... Сегодня многие улицы этих старых этнических районов ассимилируют невероятное множество разнообразных этносов почти со всего света. Здесь также проживает значительное число представителей среднего класса... Некоторые улицы, которые лучше всего функционировали в Нижнем Ист- Сайде... обобщенно назывались еврейскими, хотя там... проживали представители более сорока этнических групп. Во-вторых, у этнически сплоченных общин есть еще одно качество кроме этнической тождественности. Там живут люди, которые никуда не переезжают... Кажется, в этом есть парадокс: чтобы в районе оставалось достаточное количество постоянных жителей, город должен предоставить им возможности текучести и мобильности... С течением времени многие люди меняют профессии и места работы, состав и количество друзей и интересов, размер семьи, уровень доходов и даже отчасти свои вкусы. Другими словами, они живут, а не просто существуют. Если при этом они проживают в районе, отличающемся не монотонностью, а разнообразием, и если он им нравится, то несмотря на [эти] изменения, они не будут переезжать... Город — это собрание различных возможностей, и гибкость в их ис  пользовании является активом, а не препятствием для стабильности го  родских районов 16 .

Роль такого рода ослабленных связей в креативности города нельзя назвать чем-то новым. Переход от небольших однородных общин с прочными связями к более крупным сообществам с ослабленными связями представляет собой основополагающий факт современной истории, установленный в прошлом веке столпами социологии Максом Вебером, Георгом Зиммелем и Эмилем Дюркгеймом 17 . Влиятельный немецкий представитель критической теории Вальтер Беньямин в одном из своих сочинений 1930-х процитировал полицейский рапорт 1798 года, где выражалось сожаление, что надзор стал невозможен, поскольку "каждый человек не знаком с другими, прячется в толпе и не перед кем не краснеет" 18 . Бодлер в своих рассуждениях о жизни Парижа XIX века изобразил город местом случайных встреч, фрагментарных контактов, незнакомцев и толпы, в которой люди могут отвлечься от своих "внутренних субъективных демонов". Хотя Бодлеру и не нрави  лись многие аспекты города — фабрики, торговцы и толпа, — он "любил его свободу и возможности для анонимности и любознательного наблюдения" 19 . Эта сторона городской жизни нашла отражение в образе фланера — квазианонимного горожанина, который может наслаждаться разнообразием городского опыта. Кэролин Уэр считает такие ослабленные связи фундаментальной чертой креативной жизни Гринвич-Виллидж в 1920-е 20 . "Здесь собирались те, для кого традиции, в которых они выросли, стали настолько бессмысленными или искаженными, что люди не могли оставаться их частью и подчиняться навязанным ими механизмам социального контроля", — пишет Уэр.

Многие из тех, кого тянуло в Гринвич-Виллидж, приезжали туда, убегая из своих районов, от семей или от самих себя. Другие, не вполне готовые отречься от своих корней, хотели примирить новые условия с остатками традиционных подходов. При этом им приходилось вести борьбу без поддержки устоявшейся общины, которая могла бы санкционировать их усилия, и без четких норм поведения, на которые можно было бы опереться 21 .

Ниже, в разделе под названием "Жители Гринвич-Виллидж", посвященном богемным и художественным общинам, она пишет:

Все категории жителей Гринвич-Виллидж отличались индивидуализмом как в социальных взаимоотношениях, так и в своем мировоззрении. Их социальные контакты более или менее сознательно ограничивались кругом людей со схожими интересами. Существуя в условиях независимости практически от всех институтов, презирая стадный инстинкт и пользуясь преимуществами широкого выбора и анонимности большого города, им удавалось избегать постоянных контактов с членами семьи, друзьями, соседями или представителями своего социально-экономического класса и отношений, вырастающих из институциональных связей. Вместо этого они*поддерживали личные контакты с друзьями, разбросанными по всему городу 22 .

В заключение Уэр утверждает, что "члены групп менялись, но категории оставались неизменными из года в год, включая новые лица наряду со старыми" 23 . В начале XX века один из пионеров социологии города, Роберт Парк из Чикагского университета, обратил внимание на функциональную важность ослабленных связей и анонимности в возникновении явления, которое он обозначил как "мобилизация индивидуальной личности" 24 . Парк пишет, что великие города

всегда были плавильным котлом народов и культур. Новые породы личностей и социальные категории возникают из неприметного живого взаимодействия, центром которого выступают большие города. Они умножают возможности для отдельного человека устанавливать контакты и вступать в отношения с другими людьми, но при этом делают эти отношения более преходящими и менее стабильными 25 .

Далее Парк указывает на важность этих структур для креативной атмо  сферы города:

У человека появляется возможность быстро и просто переходить из одной нравственной среды в другую, что способствует интересным, но опасным экспериментам с одновременным проживанием в нескольких сопредельных, но резко отличающихся друг от друга мирах. Все это придает городской жизни спонтанный и опасный характер; социальные взаимоотношения осложняются и возникают разнообразные новые типы личности. В то же время появляется элемент случайности и приключения, дающий го  родской жизни дополнительные стимулы и делающий ее привлекательной для людей с молодой и нетронутой нервной системой. Возможно, притяжение большого города является последствием прямой стимуляции рефлексов 26 .

Парк подводит итоги, сопоставляя застой сплоченной общины с дина  мизмом большого города:

Однако притягательность мегаполиса отчасти связана с тем, что со време нем каждый человек находит среди разнообразных проявлений города та кую атмосферу, в которой он может расти и чувствовать себя комфортно, то есть находит для себя такой моральный климат, в котором его природные особенности подвергаются стимуляции, позволяющей в полной мере выразиться его врожденным наклонностям... В небольшом сообществе наибольшую возможность преуспеть имеет нормальный человек, без эксцентричности или гениальности. Небольшая община часто относится к эксцентричности терпимо. А город ее, наоборот, вознаграждает. Ни преступник, ни гений не находят в маленьком городе такой возможности развить свои природные склонности, как в большом 27 .

Интерес к подобным квазианонимным местам проживания не ограничивается городскими анклавами. Именно его Уильям Уайт определил в качестве основного мотива великого переселения средних классов из сплоченных городских районов в менее стабильные пригороды в 1950-х. Для Уайта пригороды представляют собой новый тип сообщества — излюбленное место мобильных "транзитников", которые получают возможность построить свою жизнь согласно собственным желаниям, без помех, вызываемых семейными и этническими связями 28 . Действительно, перемещение из мест с прочными связями в места с ослабленными связями представляет собой важную долгосрочную тенденцию современной жизни. Подъем креативности в качестве экономической силы и масштабное географическое переселение креативного класса дают этой тенденции дальнейший стимул.

Новый раскол

Подобные тенденции указывают на глубокий и тревожный разлом в американском обществе. Я боюсь, что мы можем расколоться на два совершенно разных общества с разными институтами, разными экономиками, разными доходами, этническим и расовым составом, общественными организациями, религиозной ориентацией и политическими взглядами. Одно общество отмечено креативностью и разнообразием и представляет собой космополитичное смешение специалистов по высоким технологиям, представителей богемы, ученых, инженеров, работников средств массовой информации и людей свободных профессий. Другое отличает наличие более тесных связей, опора на церковь и более старое гражданское общество, состоящее из представителей рабочего класса и жителей сельскохозяйственных районов. Первое находится на подъеме и скорее всего будет доминировать в экономическом будущем нации. Места, которые к нему принадлежат, не только обладают большим благосостоянием, растут быстрее и располагают технологиями, но и привлекают новое население. Причина проста: эти места отличаются открытостью и простотой доступа. Именно там можно с наибольшей легкостью найти для себя новые возможности, создать структуру поддержки и быть самим собой. К тому же подобные места создают условия, необходимые для развития креативности во всех ее разнообразных формах. Такие перемены имеют и положительные, и отрицательные стороны. Хотя несомненно позитивным является тот факт, что люди могут жить своей жизнью на собственных условиях, многие согласятся, что способность сорваться с места в любой момент указывает на кризис лояльности. Мне трудно пропагандировать такие места, как Силиконовая долина, которые относятся к классическим высокотехнологичным сообществам с низким социальным капиталом, населенным индивидуалистами, не интересующимися политикой, актуальными проблемами или чем-либо еще за пределами их собственной жизни. Переход к такому обществу меня беспокоит. С другой стороны, я не думаю, что было бы желательно — или даже воз можно — вернуться к тому типу общества, который существовал раньше. Он попросту не соответствует принципам, по которым люди живут и работают в креативной экономике. Существует реальная потребность в новой модели, и ее осознает растущее число людей. Все больше и больше участников моих интервью и фокус-групп уезжает из мест вроде Силиконовой долины, чтобы строить настоящую жизнь в реальном месте. Они хотят найти баланс между индивидуализмом и принадлежностью к некоему сообществу, при  чем не старообразному сообществу романтиков типа Патнэма, а новому, бо  лее открытому типу. Я считаю, что такие города как Чикаго, Сиэтл или Миннеаполис, с их высокими показателями в "Индексе креативности", богатым историческим наследием и развитым в разумных пределах чувством сообщества, обладают потенциалом для сочетания инноваций и экономического роста с аутентичным сообществом и более удачным образом жизни. За пределами США хороший баланс между открытостью, терпимостью и ярко выраженным чувством сообщества сумели достичь такие города, как Дублин и Торонто. Реальный вопрос в том, насколько хорошо мы понимаем движущие силы нашего общества и в состоянии ли мы использовать их для создания более сплоченных, открытых и толерантных сообществ, в которых мы все нуждаемся.

---

1. См .: Robert Putnam, Bowling Along: The Collapse and Revival of American Community. New York : Simon and Schuster, 2000. См . также "The Prosperous Community". The American Prospect, весна 1993 года ; также "The Strange Disappearance of Civic America". The American Prospect, зима 1996 года .


2. См .: Emile Durkheim, Suicide: A Study in Sociology (1897); Pierre Bourdieu, "The Forms of Capital" (1983), in John Richardson, ed.,Handbook of Theory and Research for the Sociology of Education. New York : Greenwood Press, 1986, стр . 241—258; George Hohmans,Social Behavior: Its Elementary Forms. New York : Harcourt Brace and World, 1961;


3. James Coleman, "Social Capital in the Creation of Human Capital". American Journal of Sociology, 94, 1988, стр . S95-S120; Coleman, The Foundations of Social Theory. Cambridge : Harvard University Press, 1990; Ronald S. Burt, Structural Holes: The Social Structure of Competition. Cambridge : Harvard University Press, 1992; "The Contingent Value of Social Capital". Administrative Science Quarterly, 42, 1997, стр . 339—365. Общий обзор данной концепции мож  но найти в Michael Woolcock, "Social Capital and Economic Development: Toward a Theoretical Synthesis and Policy Framework". Theory and Society, 27, 1998, стр . 151-208; и Alejandro Portes, "Social Capital: Its Origins and Applications in Modern Sociology". Annual Review of Sociology, 22, 1998, стр . 1—24.


4. См .: Nicholas Lemann, "Kicking in Groups". The Atlantic Monthly, April 1996; см . также в интернете по адресуwww.theatlanticmonthly.com/issues/96apr/kicking.htm


5. См .: Dora Costa and Matthew Kahn, "Understanding the Decline in Social Capital, 1952—1998". Cambridge : National Bureau of Economic Research, Working Paper No. 8295, 2001.


6. См .: Social Capital Community Benchmrk Survey: Executive Summary, подготовлен  ный Saguaro Seminar: Civic Engagement Project in America . Cambridge : John F. Kennedy School of Government, Harvard University , 2001, стр . 7. См .: James Koch, Ross Miller, Kim Wallesh and Elizabeth Brown, Building Community: Social Connections and Civic Unvolvement in Silicon Valley , Preliminary Findings Report. Santa Clara , Calif. : Santa Clara University and Collaborative Economics, февраль 2001.


7. См .: Alejandro Portes and Patricia Landout, "Unsoved Mysteries: The Tocqueville Files II". The American Prospect , 1, May 26, 1996; или в интернете по адресу www.prospect.org/print-friendly/print/V726/26-cnt-2.html , стр. 4.


8. См .: Adam Smith, An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations. Edinburgh : 1776; Book One , Chapter X , Part 2; полный текст доступен на вебсайте Института Адама Смита: www.adamsmith.org.uk


9. См .: Mancur Olson, The Rise and Decline of Nations: Economic Growth, Stagflation, and Social Rigidities. New Haven : Yale University Press, 1986; The Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups. Cambridge : Harvard University Press, 1971.


10. См .: Kay Miller, "Breaking in Is Hard To Do". Minneapolis Star Tribune, October 4, 2000.


11. См .: Portes and Landout, "Unsolved Mysteries", стр . 4.


12. Мне кажется, что мир социального капитала, как его описывает Патнэм, напоминает порой город Зенит из романа Синклера Льюиса "Бэббит" — общество конформистов, где членство в клубах и добровольческих организациях диктуется не столько гражданской сознательностью, сколько карьерными соображениями и желанием повысить свой социальный статус. Льюис пишет :"Of a decent man in Zenith it was required that he should belong to one, or preferably two or three, of the numerous lodges and prosperity-boosting lunch-clubs; to the  Rotarians, the Kiwanis, or the Boosters; to the Oddfellows, Moose, Masons, Red Men, Woodmen, Owls, Eagles, Maccabees, Knights of Pythias, Knights of Columbus, and the other secret orders characterized by a high degree of heartiness, sound morals and reverence to the Constitution". Sinclair Lewis, Babbitt. New York : Harcourt, Brace and World, 1922.


13. Cm.' Robert Cushing, "Creative Capital, Diversity and Urban Growth". Unpublished  manuscript, Austin , Texas , December 2001.


14. См .: Mark Granovetter, Getting a Job: A Study ofConracts and Careers. Cambridge : Harvard University Press, 1974; "Economic Action and Social Structure: The Problem of Embeddedness". American Journal of Sociology, 91 (3), November 1884, стр . 481-510; "The Nature of Economic Relationships", in Richard Swedberg (ed.), Explorations in Economic Sociology. New York : Russell Sage Foundation, стр . 3—41;"A Theoretical Agenda for Economic Sociology", in Mauro Guillen, Randall Collins, Paula England and Marshall Meyer (eds.), New Directions in Sociology. New York : Russell Sage Foundation, 2002. См . также Peter Marsden and Karen Campbell,"Measuring Tie Strength". Social Forces, 63 (2), December 1984, стр . 482—501.


15. О негативном воздействии прочных социальных связей на инновационность и готовность идти на риск см . в Brian Uzzi, "Social Structure and Competition in Interfirm Networks: The Paradox of Embeddedness". Administrative Science Quarterly, 42, 1997, стр . 35-67.


16. См .: Jane Jacobs, The Death and Life of Great American Cities. New York : Random House, 1961; цит. по 1993 Modern Library edition, стр.180-182.


17. Сжатое изложение их теорий по данному вопросу можно найти в классической статье Луиса Уирта: Louis Wirth, " Urbamism as a Way of Life ". American Journal of Sociology, 44, July 1, 1938, стр. 1-24.


18. 18 См .: Walter Benjamin, The Arcades Project. Cambridge : Harvard University Press, 2000, перевод Howard Eiland and Kevin McLaughlin.


19. См .: Cesar Grana, Bohemia and Bourgeois. New York : Basic Books, 1964, стр. 135—136; дополненное переиздание : Modernity and Its Discontents: French Society and the French Man of Letters in the Nineteenth Century. New York : Harper Torchbooks, 1967.


20. См .: Carolyn Ware, Greenwich Village, 1920-1930. Berkeley : University of California Press, 1963 (orig. 1935).


21. См .: Ware, Greenwich Village, 1920-1930, стр . 5.


22. См .: Ware, Greenwich Village, 1920-1930, стр . 237.


23. См .: Ware, Greenwich Village, 1920-1930, стр . 238.


24. См .: Robert Park, E. Burgess and R. McKenzie, The City. Chicago : University of Chicago Press, 1925.


25. См .: Park, Burgess and McKenzie, The City, стр . 40.


26. См .: Park, Burgess and McKenzie, The City, стр . 40.


27. См .: Park, Burgess and McKenzie, The City, стр . 41.


28. См .: William H. Whyte, Jr., The Organization Man. New York : Simon and Schuster, 1956.

Как жить в городе - видео (1964)

Уильям Уайт: The social life of the small urban spaces (video)

Part 1

Видео

Transform space into place (на англ.) Концепции нового урбанизма, пешеходного города и публичного пространства в работе. Place-making, community-building, etc.

 

Сюжет о причинах привлекательности городского центра, снятый американскими студентами-планировщиками. На примере г.Анн-Арбор, Мичиган.



Трущобы в индийском мегаполисе, социальные и экологические проблемы города

С. Баньковская. Роберт Парк

Из книги "Современная американская социология", М., 1994.

Становление, институционализация и развитие социологии в Соединенных Штатах на рубеже веков связаны прежде всего с Чикагской школой социологии. Ее центральной фигурой с полным основанием считается Роберт Эзра Парк. Правда, не он был основателем социологического факультета в Чикаго (это заслуга А. Смолла и У. Томаса), но именно ему этот университет обязан появлением еще одной из многочисленных своих школ в области социальных наук - социологической.

Ни одному изизвестных американских социологов до Парка не удалось создать своей социологической школы, способной развиваться и оказывать идейное влияние на протяжение многих десятилетий.

Для появления собственно «школы» в науке необходимы не только новый взгляд на социальную реальность (новая парадигма), но и идейный вдохновитель, интеллектуальный лидер, способный собрать вокруг этой парадигмы единомышленников, организовать их работу, соединить теоретизирование с фактическим материалом в единой исследовательской программе. И до Р. Парка американская социология знавала оригинальных теоретиков (Л. Уорд, У. Самнер, Ф. Гиддингс, Э. Росс, Ч. Кули и А. Смолл), но ни одному из них не удалось создать своей социологической школы, способной развиваться и оказывать идейное влияние на протяжение десятилетий, воспитать многочисленных учеников. В этом смысле Р. Парк был основоположником первой американской социологической школы, продвинувшим «фронтир» социологии на Средний Запад и закрепившим за Чикагским университетом роль социологического центра вплоть до 1930 г. Как это и бывает свойственно «пионерам», Р. Парк был, несомненно, человеком незаурядным, беспокойным, предприимчивым, постоянно ищущим и даже романтичным.

Р. Э. Парк родился 14 февраля 1864 г. в графстве Люцерн, штат Пенсильвания. Первые восемнадцать лет провел в провинциальном городке Ред-Уинг на берегу Миссисипи (Миннесота). Закончив среднюю школу десятым учеником в классе (из тринадцати), он не получил от отца средств на дальнейшее образование в колледже. Тогда Роберт заработал их на железной дороге и поступил в университет Миннесоты на естественный факультет. Однако через год сменил университет Миннесоты на Мичиганский и естественный факультет - на филологический, где стал изучать классические языки, а также немецкий, французский и английский. Здесь же Парк посещал лекции по логике Дж. Дьюи, оказавшего значительное влияние на социально-философские взгляды Парка.

Другим увлечением Парка в этот период стала немецкая филология (особенно Гете) в исполнении Кэлвина Томаса. По окончании университета в 1887 г. Парк стал газетным репортером (сначала в Миннеаполисе, затем в Детройте, Денвере, Нью-Йорке) и, как это и полагается всякому талантливому репортеру, написал роман («Остров очарования») и даже пьесу («Право на ложь»). Однако в 1892 г. он решил бросить репортерство и заняться бакалейным бизнесом своего отца, но по дороге к нему в Уотертаун завернул в Энн Эрбор к Дж. Дьюи, который познакомил Парка с новой идеей относительно роли прессы в развитии современного общества и с Ф. Фордом, уже заразившимся идеей принципиально новой газеты. Этот поворот предопределил, видимо, не только дальнейшие журналистские занятия Парка, но и его особый интерес к развитию социальных процессов в их связи с развитием средств массовой информации. Ф. Форд и Р. Парк попытались создать своего рода «просветительскую» газету, которая подавала бы текущие события не как фотографические снимки с реальности, но рассматривала бы их в более широком (историческом, философском, научном) контексте. Они стремились соединить возможности прессы воздействовать на общественное сознание с академическим потенциалом университетской науки. Но этот замысел им так и не удалось осуществить.

1897-1898 г. Парк провел в Гарварде, изучая философию при так называемом «Золотом дворе» - у У. Джеймса, Дж. Рейса и Дж. Сантаяны, одновременно занимаясь психологией в лаборатории Мюнстерберга. Следующие четыре года, посвященные философии, прошли в Германии: сначала в университете Фридриха Вильгельма в Берлине, где Парк прослушал свой первый и единственный систематический курс социологии у Г. Зиммеля, затем в Страсбурге, где наибольшее впечатление на него произвел В. Бичдельбанд, консультировавший Парка по теме его диссертации. К 1902 г. вслед за Виндельбандом он переехал в Гейдельбергский университет и защитил там диссертацию «Толпа и публика: методологическое и социологическое исследование».

Вернувшись из Германии, Парк два года преподавал на философском факультете в Гарварде, одновременно занимаясь редакторской работой в Ассоциации по Конголезской реформе и в воскресном выпуске Бостонской газеты. Однако все это его не удовлетворяло. «В академической атмосфере, - объяснял Парк, - я чувствовал себя больным и усталым». Он отказался от преподавания в Гарварде и, кстати говоря, от предложения А. Смолла (в 19O4 г.) преподавать социологию в Чикагском университете.

«Стремление непосредственно познавать человеческую природу вширь и вглубь» привело Парка в 1905 г. в Таскиджи (Алабама) в Институт Букера Вашингтона, негритянского общественного деятеля. Семь лет, проведенные в качестве его секретаря, дали Парку богатейший социальный материал и на всю жизнь привили интерес к проблеме расовых отношений и взаимодействия различных культур. Вместе с Вашингтоном Парк исколесил семь южных штатов, записал сотни биографий и пришел к выводу, что «изучение негров в Америке выявляет самые различные их типы и дает возможность исследовать развитие современного американского общества в целом. Негры в американской среде - это социальная лаборатория».

В 1910 г. Парк и Вашингтон посетили Европу, стремясь поднакомиться с положением беднейших классов в Европе, в центре их внимания были аграрные и национальные вопросы. За шесть недель путешествия они побывали в Англии, Дании, в Риме, Неаполе, на Сицилии, в Праге, Вене, Будапеште, Берлине, Кракове и остановились у русской границы, пересечь которую им не было разрешено.

По возвращении из Европы Парк занялся подготовкой международной конференции по негритянским проблемам, которая состоялась в 1912 г. и была знаменательна для Парка тем, что на ней он познакомился с У. Томасом - профессором социологии из Чикагского университета. Попытка У. Томаса привлечь Парка в Чикаго оказалась более удачной, чем у А. Смолла; в 1914 г. Парк уже читал свой первый курс на социологическом факультете, посвященный проблемам негров в Америке (рабство и свобода, межрасовые отношения, источники напряженности н пути разрешения межрасовых конфликтов). В 1916 г. Парк вел в Чикаго четыре курса по социологии: «Негры в Америке», «Пресса», «Толпа и публика» и «Опрос», - каждый из них был подкреплен богатейшим фактическим материалом, полученным за годы репортерской работы.

Первый курс, который читал Роберт Парк на социологическом факультете Чикагского университета, был посвящен проблемам негров в Америке.

В Чикаго для Парка начался период интенсивной исследовательской и преподавательской деятельности, основным итогом которой, помимо многочисленных научных публикаций, стало появление Чикагской школы социологии. Основными темами, которые притягивали учеников Парка, были расовые отношения и город как социальная среда. И то, и другое Парк воспринимал как «лабораторию» для изучения коллективного поведения в его различных проявлениях. В Чикаго Парк прославился не столько своими лекциями по социологии, сколько манерой общения со студентами, способностью интенсивно работать с выпускниками, готовящими диссертации, не жалея времени и сил. Ему удавалось, по свиде тельству Г. Блумера, «поднимать их на такой уровень достижений, который, как это ни парадоксально, превосходил все ожидания самого студента относительно своих способностей». Привлекая студентов к исследовательской программе, Парк умел найти каждому его специфический интерес и помогал развернуть и обсудить намеченный исследовательский план в самом широком диапазоне. Для обсуждения разнообразнейших тем, которые затем нередко становились диссертационными, Парк организовал Общество социальных исследований (1920), которое, по его замыслу, должно было «стимулировать широкий интерес и интеллектуальное сотрудничество между факультетом и студентами» в единой исследовательской программе. Это общество обеспечивало студентам контакты и с общественностью города (муниципальные власти, общественные ортанизацни и прочие приглашались для выступлений в Обществе), давая возможность расширить контекст их исследований, установить междисциплинарные связи (между факультетами). Кроме того, Общество объединяло и студентов Чикагского университета, работавших за пределами Чикаго, по всей стране, что позволяло чикагскому социологическому обществу сохранять положение доминирующего центра американской социологии на протяжении 20-ЗО-х гг.

Привычным методам работы со студентами Парк предпочитал неформальные семинары, обсуждения и даже «клубные» разговоры. «Парк, - вспоминал Э. Хьюз, - был преимущественно клубным человеком. Он не играл в карты или на бильярде, но обожал интеллектуальные беседы. Там, где он появлялся, сразу же возникал семинар. Он мог говорить на любую тему». Среди учеников, составивших школу Парка, известные американские социологи: Ф. Трэшер, Э. Янг, П. Яш, Н. Андерсен, Ч. Джонсон, Дж. Россо , Р. Маккензи, Р. Редфилд; а Э. Хьюз, Г. Блумер, С. Купи, Л. Котрелл, Э. Рейтер, Р. Фэрис, Л. Вирт н Ф. Фрезер были президентами Американского социологического общества.

Основные работы Парка (монографии, статьи, предисловия к диссертациям), написанные в Чикаго, группируются вокруг двух тем - расовые отношения и городская среда. Они служили Парку «лабораториями» для изучения предмета социологии - коллективного поведения. Поэтому целесообразно так и подразделять его основные работы: 1) о предмете социологии, социология как наука: 2) расовые отношения, межкультурное взаимодействие; 3) социология города. Общий методологический принцип (подход к изучению всех выделенных тем, социологическая парадигма) Парка, который наметился уже в ранних статьях и развивался во всех последующих работах, сформировался как социально-экологический подход (метод) в социологии и будет рассмотрен ниже как основной итог его теоретических изысканий.

По предмету социологии в 1921 г. Парк в соавторстве с Э. Берджессом издает «Введение в науку социологии», задуманное как учебник для студентов-социологов.

Итак, по предмету социологии в 1921 г. Парк в соавторстве с Э. Берджессом издает «Введение в науку социологии», задуманное как учебник для студентов-социологов. До этого в Чикаго уже был учебник социологии (первый в мире), написанный А. Смоллом и Дж. Винсентом в 1894 г. Но учебник Смолла - брошюра, представляющая в основном взгляды самого Смолла на социологическую теорию, - никак не может сравниться с внушительным томом (на 1000 страниц) Парка - Берджесса, собравшим 1951 отрывков из работ различных авторов, сгруппированных по четырнадцати основным разделам. В этом разнообразии текстов (не только по тематике, но и по жанру здесь можно встретить даже дневниковые записи) наиболее часто встречаются имена Г. Зиммеля, Ч. Кули, У. Томаса, Г. Спенсера, Ч. Дарвина, Э. Дюркгейма, Г. Тарда, Г. Лобана и самого Р. Парка. Каждый из разделов предварен введением авторов, таким образом, книга представляет собой не только антологию современной Парку социологии, но и своеобразное изложение его собственной теории. Такой «синоптический» взгляд на социологическую науку в пределах одного учебника, которой студенты за его основательность окрестили «Зеленой Библией» (книга вышла в зеленой обложке), был «не просто коллекцией текстов, но систематическим изложением» основ социологии.

В предисловии к первой главе - «Социология и социальные науки» - Парк определил социологию как науку о коллективном поведении. С этих позиций он рассматривал и ее отношение к другим социальным наукам, прежде всего к истории - праматери всех социальных наук. «В истории мы находим те конкретные факты человеческой природы и человеческого опыта, которые социология стремится объяснить. В том смысле, в каком история является конкретной наукой, социология является абстрактной наукой о человеческом опыте и человеческой природе», - считал Парк, опираясь, очевидно, на известное различение баденскими неокантианцами, своим учителем В. Виндельбандом, в частности, номотетических и идиографических наук.

Отношение же социологии к так называемым «техническим» (прикладным) социальным наукам - политике, образованию, социальной политике, экономике (бизнесу) - заключается в приложении этими науками к практике тех принципов, развернутая теоретическая разработка которых - дело социологии н психологии. Таким образом, социология занимается описанием и объяснением культурного процесса (ее интересуют установление, освоение и модификация нравов, обычаев, смыслов, значений и т.п.) и изменениями человеческой природы под воздействием этого процесса. Перспективы развития еще незрелой науки - социологии - Парк видел в ее продвижении к статусу экспериментальной науки. Однако экспериментальной не в позитивистском смысле (калькулируемость, верифицируемость, эмпиризм), но в смысле исследовательского интереса к социальному факту, гипотезе, идее, не с целью измероть, зафиксировать, найти применение, но понять природу, направление развития, сущность явления, его будущность.

В этом учебнике Парк представил свою концепцию социальной эволюции (культурного процесса) как продукта взаимодействия природы индивида с оружающей его социальной и естественной средой. Здесь Парк и Берджесс отрицают возможность общей социологической теории прогресса, прокладывающего путь через со циальный конфликт, качественные «скачки» и т.п, допуская это понятие лишь в качестве результата обобщения конкретных практических проблем в определенной области знания, т.е. как прогресс в познании.

Конфликт и консенсус рассматривались в этой концепции как взаимосвязанные и взаимодополняющие стороны единого эволюционного процесса. Таким образом, подчеркивалось естественное происхождение конфликта и закономерность его трансформации в оптимальное состояние консенсуса. Революции, стачки, войны Парк считал «продуктами эволюционного процесса» и «реверберациями в политике индустриальных и экономических депрессий»: «Натуралистическое объяснение революций стремится к описанию этого феномена, предсказывающему не то, что должно случиться, но то, что вероятнее всего случится; не то, что мы должны делать, но то, что мы сможем сделать в этой ситуации».

Нельзя не заметить, что эти идеи эволюционизма Парка берут начало в натурализме Дж. Дьюи, объединяющем движущие силы социального процесса в «единстве морали и человеческой природы и единстве обеих с окружающей средой», подчеркивающем «непрерывность природы человека и общества». Не меньшее значение для социального эволюционизма Парка имеет и его трактовка коллективного поведения, восходящая к Г. Тарду и В. Виндельбанду. Еще в своей диссертации Парк обо сновывал естественность, стихийность процессов коллективного поведения. Он говорил о толпе как о «социальной эпидемии», возникающей в результате ослабления традиционных социальных связей, как о революционной силе в ее стихийно-деструктивном смысле, как о носителе «нового духа». Основная мысль диссертации заключалась в различении двух типов социальных групп: организованных с определенной целью (политические партии) и складывающихся (трансформирующихся) естественно, неосознанно, или, как бы мы сказали, объективно - это так называемые индивидуалистические группы. Толпа и публика (сообщество) - это, по Парку, «индивидуалистические» формы общества, источники «новых социальных групп». Их различие заключается в том, что в толпе преобладает анархия, социальная стихия в ее чистой форме; в публике (сообществе) же индивиды, не утрачивая своего «стихийного» начала, все же контролируются по крайней мере нормами здравого смысла и логики.

Наиболее отличительной в методологическом плане чертой лиссертации Парка, затем и учебника, стала двойственность позиции между социальным реализмом и номинализмом (интеракционизмом). В учебнике исходными посылками выступают вполне «реалистические» представления об объективной природе социальных организаций и институтов. Социальному «атомизму», выводящему существование социальных ортанизаций непосредственно из взаимодействия «атомов-индивидов», Парк противопоставлял непреложность социального контроля групповых норм над повелением (и взаимодействиями) индивидов: «Совесть... - это проявление в индивидуальном сознании коллективного разума и воли группы». Социальный контроль, по Парку, - это прежде всего общность символов, знаков, значений. т.е, средств того же взаимодействия. Формирование социального контроля оказывается зависимым от процессов психического взаимодействия.

Проводя различие между «реализмом» и «номинализмом» (нли социологизмом и психологизмом) в тексте Парка - Берджесса, следует иметь в виду, что эти акценты смещаются от макроуровня (структурного), где они определенно «реалистичны», к микроуровню (функциональному), где в силу вступает формула «общество как взаимодействие», и механизмы формирования и функционирования социальных объектов (групп, организаций и т. п.) трактуются уже вполне интеракционистским образом.

Этот методологический дуализм проявился и в исследовательской программе «Город как социальная лаборатория», основной результат которой - книга Парка, Берджесса и Маккензи «Город: предложения по изучению человеческого поведения в городской сфере» (1925).

Парк постоянно подчеркивал «естественность» (объективность, эволюционность) происхождения и развития городского сообщества, определяя «город как социальный организм»

Этой же теме было посвящено выступление Парка при вступлении в должность президента Американской социологической ассоциации (1925). Основная идея исследовательской программы, (и монографии Парка - Берджесса - Маккензи) - организация эффективного социального контроля над разнообразными процессами, происходящими в городе, который в то же время был бы столь же «естественным», как и традиционные виды социального контроля (семья, клан, племя, соседежая община и т.п.). Чикаго, как и любой другой город, был, по мнению Парка, средоточием социальных процессов и проблем, свойственных современным цивилизованным обществам. При этом Парк постоянно подчеркивал «естественность» (объективность, эволюционность) происхождения и развития городского сообщества, определяя «город как социальный организм». «Несомненно и до сих пор существовала обширная литература по проблемам города, но нигде до сих пор город не рассматривался как явление естественное», - писал Парк.

Он настойчиво проводил во всех написанных им разделах данной работы мысль о том, что, для того, чтобы иметь возможность контролировать городские процессы, конфликты и прочее, необходимо изучить их как «социальные факты», развивающиеся по собственным законам, столь же непреложным и независимым от конкретных человеческих воль и сознаний, как и естественные. Именно в этом смысле следует понимать организмические аналогии Парка (и не сводить его социологию города к натуралистическому редукционизму). Концепция городского развития, по Парку, основывается на трех исходных принципах: социальном атомизме, пространственной мобильности н социальном взаимодействии. Парк неоднократно в этой работе подчеркивает связь социального изменения с пространственными характеристиками процессов коллективного поведения. Город и процесс городского развития наилучшим образом демонстрируют эту взаимосвязь.

Схема городского развития по Парку: рост населения и интенсификация миграции, усиление конкуренции между людьми, разделение труда и формирование социальных институтов.

Схема городского развития, по Парку (во многом напоминающая дюркгеймовскую), связывает воедино эти три основополагающих принципа: рост населения и интенсификация миграции приводят в соприкосновение на одной территории все большие массы людей, что усиливает конкуренцию между ними, которая, в свою очередь, влечет за собой разделение труда (понимаемое Парком как специализация) и формирование социальных институтов. Теперь город предстает в качестве функциональной единицы, состоящей из непосредственных и опосредованных взаимодействий «социальных атомов» - индивидов. «Общество как взаимодействие» - основа целостности сообщества и согласия. В целом же «организация города, характер городской среды и порядок, который в нем устанавливаются, в конечном счете определяются численностью населения, его концентрацией и распределением на территории города».

Культурный процесс как осуществление социального контроля, межкультурное взаимодействие, интенсифицирующееся в городской среде, и его модификации стали особенно актуальными и напряженными на фоне мощной волны иммигрантов, нахлынувшей в Америку в период первой мировой войны. Американское общество столкнулось с фактом обособленности существования многочисленных национальных сообществ (в Чикаго это были немцы. итальянцы, евреи, поляки, литовцы и др.), обострившим проблемы их «американизации», принятия ими новых культурных норм и образцов поведения. Корпорация Карнеги организовала в связи с этим проект «Исследования по американизации», для участия в котором был приглашен и Парк. Его задачей стало изучение иммигрантской прессы на предмет ее лояльности к американским ценностям, включенности в жизнь американского общества: результаты изысканий были представлены в работе «Иммигрантская пресса и ее контроль» (1922).

Обособленность иммигрантских организаций от образцов американской жизни не препятствует американизации, но как раз способствует преодолению новичками этой обособленности.

Многолетний опыт Парка в изучении межрасовых и национальных процессов, несомненно, сказался на результатах этой работы, отличающейся нетривнальностью выводов. Парк обнаружил, что обособленность иммигрантских организаций от образцов американской жизни отнюдь не препятствует американизации, но как раз способствует преодолению (постепенному) новичками этой обособленности. «Интересно, - писал Парк, - что первым шагом в американизации иммигранта является то, что он не становится сразу совершенным американцем. Он просто перестает быть провинциальным иностранцем. Бюртембержец или вестфалец в Америке становится прежде всего немцем, сицилиец или неаполитанец - итальянцем» и т.д.

И здесь Парк прослеживал причины и механизмы группового («корпоративного»), коллективного поведения и обострение группового (национального в данном случае) самосознания вплоть до «атомарного» (индивидуального) уровня. «Стремление иммигранта получить признание в амеоиканском обществе, будучи представителем определенной нации в Америке. - это... одно из характернейших проявлений национального самосознания, и происходит это потому, что он (иммигрант) оказался не способен получить это признание в Америке как личность, поэтому он пытается добиться этого как представитель национальности...».

Таким образом, Парк делал вывод, что обособленность и «на ционализм» иммигрантских организаций и их прессы - не повод для тревоги, ибо она способствует естественной адаптации иммигрантов к новой для них американской среде: сначала адаптация целой группы, затем - отдельного ее представителя. Процесс групповой адаптации представляется Парку как борьба за существование различных языков и культур: «Это борьба культурно изолированных народов за сохранение их культурного наследия и в тоже время стремление посредством наиболее знакомого им (родного) языка получить доступ к общеевропейской и мировой (космополитической) культуре». Пресса - наиважнейшее орудие в этой борьбе.

В 1923г. Парк принял участие в аналогичном исследовании отношений на тихоокеанском побережье. Здесь он провел 9 месяцев, изучая проблемы азиатских иммигрантов, особенно японцев. Методология исследования составила цикл: конкуренция - конфликт - аккомодация - ассимиляция. Результатом этого «напряженного года» стали две статьи - «Наша расовая граница на Тихоокеанском берегу» и «Под масками: психологическое исследование самосознания и расового сознания».

Предпринятые Парком в 1929-1933гг. путешествия по Азии (Япония, Китай, Филиппины, Ява, Индия), на Гавайи и в Южную Африку пополнили его теоретические выводы новым социологическим материалом. Особо Парк выделял здесь общий процесс выхода рас и народов из различного рода изоляции - географической, экономической и культурной. Результатом этого глобального этносоциального процесса на индивидуальном уровне является формирование нового типа личности, характерного для современного развития цивилизации, - маргинальной личности (это новое для социологии понятие получило свое первое теоретическое обоснование в статьях Парка).

Маргинальный человек неизбежно является индивидом с более широким горизонтом, более утонченным интеллектом, более независимыми и рациональными взглядами.

Маргинальная личность, по Парку, - продукт естественного культурного процесса, расширяющегося взаимодействия культур: «Маргинальный человек - это тип личности, который появляется в то время и в том месте, где из конфликта рас и культур начинают появляться новые сообщества, народы, культуры. Судьба обрекает этих людей на существование в двух мирах одновременно: вынуждает их принять в отношении обоих миров роль космополита и чужака. Такой человек неизбежно становится (в сравнении с непосредственно окружающей его культурной средой) индивидом с более широким горизонтом, более утонченным интеллектом, более независимыми и рациональными взглядами. Маргинальный человек - всегда более цивилизованное существо».

Вернувшись из Азии в 1933 г., Парк оставил факультет в Чикагском университете. Между 1934 и 1944г. он преподавал в университетах Чикаго, Мичигана, Фидс-университете, в Гарвардской воскресной школе, в молодежном центре Чикаго, не связывая себя постоянным курсом лекций ни с одним из университетов. В 1936г. он переехал из Чикаго в Нэшвилл, где и жил до последнего дня своей жизни - 7 февраля 1944 г.

Последние годы своей жизни Парк посвятил систематизации своих теоретических разработок (новой редакции учебника, в частности) и определению своего методологического принципа в социологии - социальной экологии. Он планировал написать монографию по социальной экологии совместно со своим учеником Р.Маккензи, к работе над которой они приступили в 1936г. Парк придавал огромное значение этой работе, полагая, что она положит начало новой науке. Однако книга так и не была написана из-за личных недоразумений соавторов.

В 30-е гг. Парк три раза читал курс по социальной экологии, написал шесть статей, из которых «Социальную экологию» (1936) можно считать программной. В ней поставлена основная проблема социльной экологии - «...существует ли, помимо социальной организации, система жизненных функциональных связей между людьми, которая может быть описана как симбиотическая, или экологическая»; кроме того, введены ее фундаментальные понятия - «сеть жизни», «конкуренция», «симбиоз», «долгосрочные биотические н социальные процессы», «биотическая основа общества», «социальное равновесие» и др.

Общество - «глубоко биологический феномен», а процесс социального изменения - как движение от конфликта к согласию.

Итак, исходным пунктом в построении социально-экологической концепции послужило представление об обществе как организме, как о «глубоко биологическом феномене», а процесс социального изменения воспринимался как движение от конфликта к согласию. Таким образом, кроме социального (культурного) уровня общество имеет еще уровень «биотическний», лежащим в основе всего социального развития и в конечном счете определяющий его социальную организацию.

Процесс социальной эволюции от биологического к культурному уровню направляется конкуренцией - движущей силой этого процесса, - принимающей различные формы в ходе эволюции и достигающей на культурном уровне оптимума - «соревновательной кооперации». Именно конкуренция более всего придает сообществу характер организма, формируя его структуру и регулируя последовательность нарушения и восстановления раняовесия в развитии. Социальное изменение подразделяется на ряд последовательных фаз, где каждая фаза - результат предшествующих и воплощение определенной формы конкуренции, вместе с тем и определенной формы социации, исследуемой соответствующей дисциплиной.

Парк выделяет четыре фазы в данном процессе эволюции: экологическую, экономическую, политическую и культурную, одновременно четыре формы конкуренции - борьбу за выживание на биотическом уровне, конфликт, адаптацию и ассимиляцию - в качестве характерных форм социации на каждой стадии эволюции. Территориальный (экологический) порядок - результат пространственного, физического взаимодействия индивидов как «социальных атомов»; экономический порядок - продукт торговли и обмена; политический - предполагает еще более тесные связи и еще большее их разнообразие; на этом уровне конкуренция, будучи осознанной, представляется как конфликт, контроль и регуляция которого осуществляются средствами политики с целью установления социальной солидарности; наконец, наименее формальный и наиболее тесный и разнообразный вид взаимодействия осуществляется на культурном уровне, отличающемся «игом традиции». «Общество налагает на свободную игру экономических и эгоистических сил ограничения политического и морального характера. Но обычаи, конвенции н закон, посредством которых общество контролирует индивидов и самоконтролируется, оказываются в конечном счете продуктом коммуникации».

На этом уровне в силу вступает формула «общество как взаимодействие», возрождающая «социальный атомиз», апеллирующий к «природе человека», к способности рационально действовать. Институты и социальные структуры любого вида могут рассматриваться как результаты коллективного действия. Коммуникация, являясь интегрирующим и социализирующим процессом, делает возможным последовательное и согласованное действие. Именно согласованность действия, а не специфическая структура придает обществу его социальный характер. Согласие, институционализируемое в традиции, моральном законе, привычках и т.п., принимает характер контроля за естественными проявлениями конкуренции, усложняет социальный процесс, но существенно его не меняет; экономический, политический и моральный порядок являются фактически сублимированными формами биотической конкуренции. Сублимирование форм конкуренции происходит, прежде всего, в коммуникации индивидов и зависит от их специфической природы, т.е. способность к коммуникации признается в конечном счете врожденной.

«Общество - глубоко биологический феномен, и его институты не устанавливаются, а вырастают, как деревья».

Процесс эволюции от биотического уровня к культурному, от макроуровня - к микроуровню, от конкуренции - к коммуникации представляется в следующем виде: «Общество - глубоко биологический феномен, и его институты не устанавливаются, а вырастают, как деревья. Общество - это нечто, что не может быть разъято, а потом вновь собрано. Это не артефакт. У него есть, как у дерева, принцип его существования... внутри него, а не вовне, как у машины. Более того, природа человеческих отношений и общества такова, что мы должны представлять себе общество как состоящее из индивидов, несомненно, но индивидов, объединенных не просто рациональными целями, не законами, конституциями и контрактами, но чувствами и привязанностями, инкорпорированными в привычки людей, а также в структуры общества. Само существование законов, обычаев, традиций, которые обеспечивают постоянство и солидарность социальной структуры, основывается в конечном счете на том факте, что люди обладают воображением, позволяющим им... воспринимать чужие мысли н чувства и делать их... в некоторой степени своими. Существование общества зависит... от существования совокупности традиций, чувств, верований, личных привязанностей, которые могут быть им понятны, но не являются рациональными... в том смысле, в каком рациональна машина».

«Социальные силы» интересуют Парка не в качестве специфического психологического аспекта «социального атома», но как сублимированная форма естественной силы - конкуренции, тем самым он подчеркивает основополагающее значение естественной человеческой природы в процессе коллективного поведения. «Мы вынуждены признать, что существуют различные типы и уровни поведения, представленные в человеческом организме, - пишет Парк. - Человек - наследник всех видов, предшествовавших ему в биологических сериях. Результат заключается в том, что наиболее развитые формы человеческого поведения настолько тесно переплетены с самыми элементарными, что трудно четко обозначить разницу между ними».

Развитие и социализация «человеческой природы» происходит в том же континууме между биологическим и социальным уровнями. На макроуровне несублимированным проявлением биотической конкуренции выступает экологическая (пространственная) организация населения и институтов. Носителями экологического качества социума являются обладающие той же структурой биотического и социального уровней «социальные атомы», наделенные «человеческой природой»; обусловленная их биотической природой «конкурентоспособность» проявляется прежде всего в их физическом, пространственном взаимодействии - в миграции, свободе передвижения. Именно в передвижении развивается тот особый тип организации, который называется «социальным». Социальный организм состоит прежде всего из индивидов, способных к передвижению».

«Социальный организм состоит прежде всего из индивидов, способных к передвижению».

Миграция как коллективное поведение обладающих биотической природой индивидов образует экологическую структуру на макроуровне, которая и является предметом исследования социальной экологии. Надстраивающаяся на этом основании иерархия - экономический, политический, социальный и, наконец, культурный (моральный) порядок - изучаются соответственно экономикой, социологией и антропологией. На высших уровнях иерархии конкуренция не устраняется, но контролируется («Общество везде организация контроля»); источником и конкурентных процессов, и обеспечения контроля оказывается опять же отдельный индивид, благодаря своей социально-биотической организации.

«Мы неизбежно ведем двойное существование, - пишет Парк, стремясь жить в соответствии с ролью, которую мы приняли или которую общество нам навязало, мы оказываемся в постоянном конфликте с самими собой. Вместо того чтобы вести себя просто и естественно, как ребенок, в соответствии с каждым природным импульсом, мы стремимся приспосабливаться к принятым моделям и воспринимать себя соответственно с тем или иным социально принятым образцом. Пытаясь конформировать, мы сдерживаем наши непосредственные и спонтанные импульсы и действуем не так, как склонны действовать, но как это представляется согласным со случаем (обстоятельствами)».

Вместо того чтобы вести себя просто и естественно, в соответствии с каждым природным импульсом, мы стремимся приспосабливаться к принятым моделям и воспринимать себя соответственно с тем или иным социально принятым образцом.

В итоге основой разнообразия, тесноты социальных связей, консенсуса, социальной аккомодации является свобода передвижения, а иерархия степеней свободы индивида выстраивается в порядке убывания от экологического порядка к культурному: «Индивиды более свободны на экономическом уровне, чем на политическом, и на политическом более свободны, чем на моральном». Соотнесение личной свободы со свободой передвижения как с изначальным (биотическим) и основополагающим фактором представляет в концепции Парка нечто вроде культурно-антропологической экологии (в отличие от социальной экологии на макроуровне). Центральным понятием этой экологии выступает «свобода», которая наряду с «размерами», «сложностью», «скоростью» и «механизмом» является одной из характеристик современного общества. При этом «свобода» имеет неcколько измерений соответственно различным уровням интеграции современного общества .

Во-первых, наиболее фундаментальная - это свобода, необходимая для существования любой формы жизни, превосходящей растительную, «свобода передвижения», позволяющая «осваивать, и видеть мир»; во-вторых, «свобода конкуренции за место в общей экономике»; в-третьих, свобода конкуренции «за место и статус в социальной иерархии», т.е. политическая свобода; наконец, и «свобода самовыражения», где основным ее ограничителем являются традиции и моральные нормы.

Таким образом, в основе всего многообразия свободного проявления личности полагается освобождение от локалистских традиций: «До тех пор, пока человек привязан к земле... пока ностальгия и обыденная тоска по дому владеет им и возвращает его к хорошо знакомым местам, он никогда вполне не осознает другого характерного для человека стремления - передвигаться свободно и беспрепятственно по поверхности мирского и жить, по добно чистому духу, в своем сознании и воображении». В этом смысле даже разум можно воспринимать как «процесс, посредством которого определяется направление будущего движения, локализация в воображении искомой цели». В соответствии с этим представлением о личной свободе наиболее свободный тип личности - маргинальный человек, не связанный полностью ни с одним набором традиций, моральных норм, ни с одной культурой.

В результате, поскольку общество представляет собой совокупность нравов, обычаев, «согласия», то и социальные изменения связаны прежде всего с изменениями моральных норм, индивидуальных установок, основывающихся на «человеческой природе». «Изменение установок индивидов в сообществе - своего рода барометр, указывающий на изменения, которые могут в настоящем произойти в институтах и привычках». Социальный реформизм, таким образом, представляется, скорее, делом культурной антропологии, нежели социологии, поскольку связан с эволюционным преобразованием человеческой природы и индивидуальных установок, а затем уже и социальных институтов; эволюционность же развития продиктована биотическим основанием этого процесса.

В соответствии с эволюционным реформизмом Парка «свободные общества... растут; они не планируются»

«Общество и существующий моральный порядок настолько прочно установлены в традиции, обычае и личных пристрастиях индивидов, что они не могут быть внезапно, директивным или законодательным образом отменены... Большинство наших социальных институтов были, вполне определенно, не спланированы, но созданы непрерывными сериями реформ и преобразовамни». В соответствии с эволюционным реформизмом Парка «свободные общества... растут; они не планируются».

Эволюционно-реформистский подход к теории социальнаго изменения (социально-экологической теории) определил как широкую теоретическую ориентацию, стремящуюся соединить «социальный атомизм», интеракционизм и эволюционизм, холизм и индиаидуализм, представить социальное изменение как серию проблем, стоящих перед отдельными «актерами» (эмпиризм), так и двойственность эпистемиологии социально-экологической теории. Здесь Парк, как и Дьюи, пытается объединить эпистемиологические полюсы «номинализма» и «реализма».

Колебания между ними были характерны в то время не только для Парка и его школы, но и для других социальных факультетов в Чикаго, где уже наметился, с одной стороны, значительный крен к интеракционизму и социальному номинализму (Смолл, Томас, Элвуд, Блумер), с другой - попытки соединить интеракционизм с социальным реализмом (Фэрис, Боденхафер, Хьюз, Мид). Эти противоречия отразились и в учебнике Парка - Берджесса. Основой, на которой стало возможно соединение этих противоположностей, стал универсальный натурализм парковской теории. который Г. Блумер считал «одной из важнейших заслуг Парка», позволившей Блумеру сраэнивать эту теорию по ее фундаментальности с дарвиновской.

Дальнейшая судьба «классической» социально-экологической теории Парка связана с именами его учеников - Р. Маккензи и Л. Вирта, которые, стремясь избавить «классическую» концепцию от эклектики, акцентировали пространственный аспект в характеристике среды, асоциальная экология теперь стала восприниматься как наука о наиболее общих формах проявления социальных процессов - пространственно-временном измерении социального; содержательная сторона экологического процесса, представленная парковской социальной экологией, уступила место формальнометодологической.

Однако с середины 30-х гг. и впоследствии критика формалистической интерпретации социальной экологии и обращение к содержательной стороне этой теории не придают уже основополагающего значения эволюционному процессу, связывающему биотический и социальный уровни и объясняющему генезис социального, как это было у Парка. Теперь «неоортодоксов» социальной экологии (среди которых - А. Хоули, О. Дункан, Л. Шпоре) более интересует структура процесса, имеющего результатом социальную организацию. «Сообщество» воспринимается уже не столько как «глубоко биологический феномен», организм и носитель субсоциальных сил, сколько как функциональная единица, способная к взаимодействию со средой, в ходе которого и складывается ее основная социальная характеристика - социальная организация. Социальный атомизм парковской схемы замещается «организационным» функционализмом; внимание сосредоточивается более на процессе функционирования социальной организации, нежели на движущих силах и причинах этого процесса или пространственных формах его проявления.

«Теория экологического комплекса», разработанная О. Лунканом и Л.Шноре, предложила описание этого процесса. В комплексе выделены те же компоненты, что и в статье Парка (1936); население, или популяция, - Р, среда - Д, технология в ее расширенной трактовке, включающей не только овеществленные средства взаимодействия со средой, но и культуру в целом - Т и организацию - О. Но если Парка в процессе взаимодействия этих компонентов интересует «движение населения н артефактов» к биотическому и социальному равновесию во времени и пространстве, то Дункан и Шпоре интересуются функционированием одного только центрального фактора в экологическом «комплексе» - социальной организации, считая ее «как коллективную адаптацию популяции к среде» предметом социальной экологии.

Однако социально-экологический подход (на фоне других теоретических конструкций), используя аналогии из экологии животных и растений, правда, в меньшей мере, чем парковская социальная экология, прибегает к понятию «человеческой природы», по-прежнему сохраняя эволюционистскую, натуралистическую направленность. Отвергая такой непозволительный для современной социологической теории «психологизм», «экологический комплекс» остался все же средством описания, нежели объяснения «взаимосвязей социально-экологического процесса», понятие «среды» здесь фактически лишено качественной определенности.

Восстановление качественной специфики природной среды (взаимодействию с которой общество обязано своей биотической основой) поставлено во главу угла современной «инвайронментальной социологией». (У. Кэттон, Р.Данлеп, Л. Милбрет и др.). Это позволило расширить описательные возможности социально-экологического подхода за счет снятия антиредукционистских запретов. «Новая инвайронментальная парадигма» пытается восстановить нарушенную гармонию социального и биотического, пространственной и субстратной функции физической среды, ставит перед собой задачу не заменить, но дополнить в уже известном «экологическом комплексе» социальную среду физической в ее социологической интерпретации, вводя такие понятия, как, например, «несимволическое взаимодействие», «несущая способность среды», «синхронная и диахронная конкуренция» и др. Отличительной чертой «новой парадигмы» в сравнении с «классическим» образцом экологического подхода Чикагской школы и затем структурно-функционального «экологического комплекса» ялляется распределение между средовым (субстратным) и социальным уровнем этой биосоциальной природы. Так, у Парка базисный (биотический) уровень оказывает определяющее воздействие на развитие культурной надстройки (социального уровня), а куль турный является сдерживающим, ограничивающим стихийность н произвол биотического взаимодействия, «социальную эпидемию» коллективного поведения (борьбу за существование, доминирование и проч.). У инвайронменталистов же биотический (сремувой) уровень, являясь основным условием существования общества, налагает ограничения на развитие социального, теряющего свою относительную самостоятельность от лежащего в его основе биотического уровня в условиях экологического кризиса, тем самым «смягчающего» произвол социума в природной среде.

Когда же «новая экологическая парадигма» в такой трактовке доводит в перспективе эти ограничения (пределы) до критического состояния «несущей способности среды» и привлекает для объяснения реакции на этот кризис социального процесса теории коллективного поведения, оказывается, что биотический уровень может не только сдерживать, но и «развязывать» социальную стихию. По существу, здесь заново ставится вопрос о характере объективности (или псевдообъективности) социальных закономерностей в отличие от объективности природных закономерностей.

С. Баньковская. Эрнст Берджесс

Из книги "Современная американская социология", М., 1994.

Имя Э. Берджесса известно в американской социологии прежде всего в числе основоположников Чикагской школы социологии, наряду с Р. Парком и У. Томасом. Если идейным лидером, «ключевой фигурой» школы был Парк, то по части методов исследования Берджесс был более глубок и оригинален, придавая общим методологическим идеям Парка конкретную форму. «Можно считать, что благоприятный интеллектуальный климат в чикагской социологии в начале 20-х установился благодаря этому сотрудничеству». Берджесс, по мнению коллег, обладал качествами, прекрасно дополнявшими Парка; «комбинация способностей обоих исследователей давала наиболее творческое соединение»

Если «ключевой фигурой» Чикагской школы был Парк, то по части методов исследования Берджесс был более глубок и оригинален, придавая общим методологическим идеям Парка конкретную форму.

Неординарные методологические ориентации, обширное знание современных методик, а также выдающиеся организаторские способности сделали Берджесса незаменимой и неотъемлемой частью Чикагской школы. Однако представление о нем как об узко специализированном на эмпирических исследованиях методисте, лишь оформлявшем идеи Парка, было бы отнюдь не адекватным, поэтому начнем с самого начала.

Эрнст У. Берджесс родился 16 мая 1886 г. в Тилберн (Онтарио). Его отец был англиканским священником, основавшим англиканский приход в Тилбери, а заодно и учительствовавшим в местной школе. Когда Эрнсту было два с половиной года, семья переехала в Уайтхолл (Мичиган), где Эрнст стал посещать частную школу. Уже к семи годам проявились его «академические способности»; его первый учитель называл Эрнста «маленьким профессором». В эту пору его мечтой было стать преподавателем в университете, духовная карьера отца его не привлекала.

В 1905 г. семья опять переехала в Кингфишер (Оклахома), где Э. Берджесс поступил в Кингфншер-колледж. По окончании его в 1908 г. он собирался заняться английской филологией в Мичиганском университете. Но один из профессоров Кингфишер-колледжа, выпускник чикагского социологического факультета, рекомендовал Э. Берджесса А. Смоллу, после собеседования с которым Берджесс был принят на социологический факультет в Чикаго. Здесь он работал вместе с «большой четверкой» социологии: А. Смоллом, Ч. Хендерсоном, Дж. Винсентом и У. Томасом. Наибольшее влияние на него оказали, как признавался Берджесс, Винсент и Томас. Под впечатлением «Польского крестьянина в Европе и Америке» Берджесс «предпринял исследование русского крестьянина и заинтересовался этническими группами».

Увлечение расовыми и этническими проблемами было популярно в то время в Чикаго, особенно с приходом Р. Парка. Будучи в течение двух лет президентом студенческого социологического клуба, членом космополитического клуба, межнациональной академической группы, Берджесс активно занимался исследованием этих проблем. Однако к окончанию университета диссертацию он не представил. После Чикаго Берджесс отправился в Толедо (Иллинойс), где преподавал в местном университете в течение года; затем - в университете штата Канзас. «В Канзасском университете я познакомился с движением социальных обследований, руководимых Шелби Харрисоном. Я участвовал в исследовании рекреационной активности, сотрудничал с Отделением здравоохранения в университете, проводил обследование Бельвиля (Канзас), затем - Лоуренса»

После двух лет работы в Канзасе он еще год преподает в университете Огайо, затем в 1916 г. возвращается в Чикаго, уже защитив к этому времени докторскую диссертацию «Функция социализации в социальной эволюции». С этого времени начинается его тридцатилетнее сотрудничество с Р. Парком и пятидесятилетнее преданное служение университету Чикаго. Э. Хьюз так описывает начало плодотворного сотрудничества: «Предполагалось, что Берджесс будет читать вводный курс по социологии. Он попросил профессора Бедфорда, который вел аналогичный курс, составить его примерный конспект. Бедфорд отказался, сославшись на занятость. Тогда старший коллега Берджесса Парк помог ему разработать программу лекций вводного курса, которая после апробации в аудиториях стала знаменитым «Введением в науку социологии» Р. Парка и Э. Берджесса».

Текст «Введения» (предисловия к главам и основное введение) - первый образец совместного творчества Парка и Берджесса - готовился очень тщательно. Сначала все теоретические положения оговаривались в деталях, затем Берджесс переносил их на бумагу, этот первый набросок Парк затем рецензировал, переписывал порой целые страницы, после чего Берджесс отшлифовывал полученный текст в окончательном варианте. Берджесс не раз отмечал, что ему «очень повезло, когда он получил возможность приобщиться к творческому процессу вместе с Р. Парком», который не оставлял исследование ни на минуту. «Я никогда не знал, - пишет Берджесс, - смогу ли уйти пообедать: мы проводили целые дни за дискуссиями как по теоретическим, так и по практическим аспектам социологии и социологических исследований».

Основные типы социологических методов, как они представлялись в то время чикагским социологам: монографическое исследование (case study), исторический метод, статистические методы.

Помимо вводного курса Берджесс читал также курсы лекций по: 1) социальной патологии, 2) криминологии и ее социальной интерпретации, 3) социологии семьи, 4) теории личности и ее дезорганизации. Еще одним совместным курсом Парка и Берджесса стал курс по эмпирическим (полевым) исследованиям, который впоследствии был опубликован В. Палмер в качестве учебника по методам социологического исследованиям. Этот учебник стал своего рода методическим дополнением к «Введению в науку социологии», и Берджесс был непосредственным руководителем этой работы. В этом учебнике выделены основные типы социологических методов, как они представлялись в то время чикагским социологам: монографическое исследование (case study), исторический метод, статистические методы. Заключительная глава учебника посвящена подробному рассмотрению исследовательских методик и техники монографического исследования, среди которых: наблюдение, интервью, личные документы и социальное картографирование.

Последнее в наибольшей мере занимало Берджесса, особенно на начальных этапах исследования, и являлось для него одним из источником выдвижения гипотез и теоретических новаций. Оно было связано в первую очередь с исследованием городского сообщества в Чикаго, которое представлялось Берджессу следующим образом: «Чикаго захлестывали волны иммигрантов из Европы. Особенно велико было число прибывших в период с 1890 по 1910 год. Первая мировая война прекратила этот поток, но сразу же после войны он возобновился с еще большей силой. В то время, когда мы начинали свои исследования, многие этнические соседские общины уже прочно установились, имея свои церкви, школы, газеты, рестораны, политиков... К этому же времени настроения общественности выкристаллизовались в довольно стойкое предубеждение и неприязнь к переселенцам из Восточной и Южной Европы... Земледельцы пользовались перенаселенностью и поведением новичков, предлагая им худшее жилье по завышенным ценам. Обыденные предрассудки и желание отгородиться от потока иностранцев позволяли сохранить дефицит жилья для этих групп, несмотря на быстрое строительство в других частях города... Дети иммигрантов, оказавшись между двух культур, не разделяли ни идеалов своих родителей, ни американских, хотя и отождествляли себя с Новым Светом. Они собирались в так называемые уличные компании, которые вели себя откровенно вызывающе как в отношении требований родителей, так и в отношении социальных норм американского общества в целом».

Ранние попытки осмыслить и исследовать эти многочисленные городские проблемы в рамках «движения социальных обследованнй» (в Чикаго результаты этих обследований известны под названием «Hall-House Papers» С. Брекенриджа и Э. Эббота) вроде тех, что Берджесс проводил в Канзасе и Огайо, уже не могли удовлетворять требованиям ситуации. Они, по сути, сводились, как считал Берджесс, к «описанию и доведению до сведения городской общественности испытаний и переживаний обитателей трущоб, которые в корне отличаются от тех стереотипов, которые им приписывают».

В начале 20-х гг. эта ориентация «социальной работы» уступила место реформизму иного толка - прагматистскому, позитивистскому, нуждающемуся в научных основаниях и, следовательно, в научных исследованиях социальных проблем. «Именно социология, - писал Берджесс, - подчеркивала значение научного толкования социальных проблем в понятиях «процесса» и движущих его сил... Хотя цели (у социологов. - С.Б.) были вполне научными, они все же подкреплялись верой в то, что этот научный анализ поможет рассеять предрассудки и несправедливость и приведет к улучшению жизни множества обитателей трущоб».

Позиция Берджесса в отношении социального реформизма была аналогичной позиции Парка: он считал, что социологу не следует участвовать в политике, защищая интересы той или иной социальной группы, - это вредит объективности его исследований. Но социолог должен концентрировать свой исследовательский интерес на социальных проблемах, наиболее остро стоящих в настоящий момент, и способствоаать их разрешению предоставлением объективной научной информации тем, кто обязан принимать политические решения.

Основным источником такой объективной информации, на котором и были сосредоточены усилия Берджесса, стали социальные карты Чикаго. Сначала это были карты распределения подростковой преступности, затем - кинотеатров, танцплощадок и т. д. На первых порах - в так называемый «период без фондов» (с 1916 по 1923 г.), - пока не был создан Комитет по изучению местного сообщества в Чикаго, взявший на себя часть финансирования городских исследований, основная работа по картографированию велась с помощью студентов университета. «На каждом моем курсе лекций, - писал Берджесс, - было по меньшей мере по два студента, занимавшихся картографированием... Студенты составляли карты по самым различным социальным показателям, которые они только могли отыскать в городе». Из совокупности этих карт стала вырисовываться идея о том, что существуют определенный образец и структура города и что различные типы социальных проблем коррелируют друг с другом. В этот период «определения физического типа города» с его пространственного образца, охватывающего все многообразие соседских общин, метод картографирования был самым подходящим.

Студенты, активно задействованные в исследовании города и в картографировании, в частности, имели счастливую возможность контактировать и с Парком, и с Берджессом одновременно, делившими рабочий кабинет в восточном флигеле библиотеки Харпера. Можно было запросто, начав обсуждение своей темы с одним руководителем, закончить его с другим. Студенты Парка сначала фактически попадали к Берджессу: они шли к осмыслению теоретических основ социологии Парка через конкретные исследования, проводимые под непосредственным руководством Берджесса. Среди них можно назвать такие известные в американской социологии имена, как Н. Андерсон, Ф. Трэшер, Э. Морер, Р. Кейвен, Л.Вирт, Х.Зорбо, Ф. Фрейзер, К. Шоу, Г.Маккей, Л.Коттрелл, Дж. Ландеско и др. Их работы стали составной частью и оригинальным вкладом в глобальную исследовательскую программу Парка-Берджесса «Город как социальная лаборатория»

Берджесс, вслед за Парком, рассматривал город как «лабораторию» для изучения различных аспектов человеческого поведения. Однако «в отличие от химической или физической лаборатории, куда можно доставить соответствующие объекты для их изучення в контролируемых условиях, социальные объекты не могут быть извлечены из их среды (личности, группы, институтов... они должны изучаться в «лаборатории сообщества». Для превращения реальных городских условий жизни разнообразных сообществ в «лабораторные» необходимо было создать соответствующую инфраструктуру социологических исследований в городе, способную обеспечить социологу условия работы, сравнимые с условиями естествоведов. Как раз в этом преобразовании Чикаго в «лабораторию» значение Берджесса невозможно переоценить: он устанавливал и поддерживал контакты с самыми различными городскими организациями с целью получения необходимых для исследования данных, среди которых: Совет по соцобеспечению, Отделение здравоохранения, агентство, занимающееся юношеской преступностью, Коммерческая ассоциация, Городская лига, различного рода городские клубы, наконец, межфакультетские контакты в университете. Созданный в 1923 г. первый комитет по изучению местного сообщества (положивший конец так называемому «периоду без фондов» и начало «Организованной исследовательской программы») и финансируемый из фонда Лауры Спелман Рокфеллер включал в свой состав Э. Берджесса как представителя от социологии.

В 1925 г. Берджесс опубликовал свою классическую работу - «Рост города: введение в исследовательский проект», где впервые развил идею концентрических зон в Чикаго.

Помимо финансовой и информационной организации инфраструктуры исследования Берджессу принадлежит заслуга в разработке оригинальной теоретической концепции городского развития, органически дополнившей социально-экологический подход Парка. В 1925 г. Берджесс опубликовал свою классическую работу - «Рост города: введение в исследовательский проект», где впервые развил идею концентрических зон в Чикаго. Цель работы заключалась в описании процессов городского роста в понятиях «расширение», «последовательность» и «концентрация» и в определении этого роста как «метаболической» дисфункции в городском организме, источником которой является пространственная (затем и социальная) мобильность, поддающаяся измерению.

В совместной работе Парка, Берджесса и Маккензи идея «концентрических зон» представлена Берджессом в следующем виде: зона I - центральный деловой район Луп (Большая Петля в Чикаго); вокруг центра располагается промежуточный район, где размещаются деловые конторы и легкая промышленность; зона III - место обитания рабочих промышленных предприятий, которые вытеснены из зоны распада (II), но поселились вблизи места работы: за этой зоной следует «зона резиденций» (IV) особняков для одной семьи. Еще дальше - пригороды или города-спутники, в получасе-часе езды от делового центра. Концепция концентрических зон обобщает и во многом конкретизируется результатами районирования Чикаго (на основе собранных социальных карт) на 75 взаимоисключающих, качественно различных «естественных районов», и белее 300 соседских общин, которые и определили «пространственный тип Чикаго», сохраняющийся по сей день (телефонная книга Чикаго до сих пор сохраняет классификацию районов и их названия, предложенные Бсоджессом). Результаты этого районирования, проводившегося в основном с 1924 по 1930 г. на основе социального картографирования, стали основой для дальнейших исследований города и ценным вспомогательным материалом для деятельности различных общественных и политических организаций города. Чикаго, представленный в таком районированном виде, наглядно демонстрировал все разнообразие поселенческих типов, промышленных пригородов, иммигрантских районов, деловых и коммерческих зон, гостиничных и фешенебельных районов. В свою очередь, каждый из 75 районов представлял собой «общество в миниатюре, с его собственной историей, традициями, своими проблемами и своими представлениями о будущем. Гайд Парк, Северный Центр, Бриджпорт, Южный Чикаго - это не просто названия на карте. Это разные составляющие внутри города, каждая из которых, будучи его частью, играет свою, особую, роль в судьбе Чикаго».

Исследование «естественных районов», по Берджессу, должно вестись по двум основным направлениям: 1) определение пространственного образа района, его топографии, размещения местного сообщества, физической организации не только ландшафта, но и созданных человеком структур (жилища, рабочие места, места отдыха и т.п.); 2) изучение его «культурной жизни»: образа жизни, обычаев, стереотипов.

Ключевым процессом, стимулирующим городской рост, Берджесс считал миграцию, или мобильность: мобильность семей, индивидов, институтов. Пространственная мобильность зачастую является показателем и ускорителем социальной мобильности. Внутригородская миграция, мобильность и подвижность границ (как пространственных, так и социальных) городской структуры словом, динамика городских процессов является содержанием концепции концентрических зон. При этом развитие этой динамики в направлении от центра к периферии с последовательным наложением и вытеснением носит, по Берджессу, циклический, как бы волновой, характер. И в целом объяснение этой цикличносги у Берджесса (организация в данном случае города, - дезорганизация - реорганизация) вполне соответствует социально-экологическому циклу Парка. «Сейчас, - писал Берджесс в 1964 г., - мы переживаем новое зональное движение, когда обновление города начинается с центра и постепенно надвигается на окраины, а те расширяются в новом диапазоне».

«Я твердо убежден, - писал Берджесс спустя четверть века городских исследований, - что концептуальная система городской социологии должна вобрать в себя социологическую теорию в целом»

В нзучении этой циклической закономерности экологическнй аспект (пространственная мобильность социальных ннстнтутор) пронизывает собой и обусловливает все остальные аспекты: какие-либо находки или открытия в социологических исследованиях города будут зависеть от того, «в какой степени осмыслена экологически концептуальная система и выявлены реально существующие районы города...». Феномен обновления и воспроизводства городского роста - разложение устаревших городских структур и воспроизводство специфики сообществ - должен быть осмыслен в рамках общей социологической теории. «Я твердо убежден, - писал Берджесс спустя четверть века городских исследований, - что концептуальная система городской социологии должна вобрать в себя социологическую теорию в целом».

Особое внимание Берджесса в исследованиях городской среды было направлено на процессы социальной и личностной дезорганизации, «поскольку она изменяет темп жизни города... социальную дезорганизацию следует рассматривать не столько с точки зрения социальной патологии, сколько в контексте взаимодействия и приспособления, что ведет фактически к социальной реорганизации».

Ситуация, складывавшаяся в американских городах в этот период, во многом обусловила как реформистскую ориентацию исследовательских интересов, так и характер конкретных задач, ставившихся перед социологами: налаживание социального контроля, регуляция взаимодействия членов различных городских сообществ, локализация процессов дезорганизации и социализация «культурного неразвитого материала» (мигрантов) в духе американских идеалов - словом, создание эффективных средств социального контроля. Одним из наиболее явных проявлений «дезорганизации» был рост преступности среди молодежи, особенно иммигрантской. Первыми социальными картами Чикаго, созданными Берджессом и его учениками, были карты распределения юношеской преступности. «Эта первая карта показала, - пишет Берджесс, - что юношеская преступность сосредоточивается в определенных районах города и имеет тенденцию к убыванию в других районах... Это несколько удивило представителей правопорядка, поскольку им были известны отдельные случаи юношеской преступности во всех частях города... Не соглашались с этим предположением и представители других городов... Однако позже К. Шоу обнаружил подобный же образец распределения преступности и в других городах».

По данным картографирования, малолетние преступники концентрировались в так называемых районах «распада» и в «переходных» районах. Их почти не было в благоустроенных фешенебельных районах. Разумеется, отдельные случаи наблюдались во всех районах, но распределение следовало данному Берджесом образцу. Для дальнейшего изучения причин этого феномена потребовались более тщательное исследование и более подробные данные о специфике каждого района и сообщества, его населяющего. Что касается дальнейших подробных исследований преступности, то здесь немаловажную роль играл созданный еще в 1910-е г. Институт по изучению молодежи (Institute for Juvenile Research). Берджесс принимал самое непосредственное участие в его работе (на первых порах физиологические и психологические исследования подростков и молодежи), будучи инициатором и создателем социологической секции (1926) в Институте.

Эту секцию возглавил ученик Э. Берджесса - К. Шоу, а затем гуда вошли другие его ученики - Г. Маккей, Ф. Зоробо, Л. Коттрелл, К. Тиббитс. Многие их работы, выполненные под руководством Берджесса и вдохновленные им, стали впоследствии классическими исследованиями в области социологической криминологии («Delinquency Arears», «Social Factors in Juvenile Delinquency», «Juvenile Delinquency and Urban Areas», «The Jack-Rollers, «The Natural History of a Delinquent Career», «Brothers in Crime», «Organized Crime in Cricago» etc).

Особую известность приобрело исследование Берджесса (совместно с Дж. Ландеско и К.Тиббитсом), выполненное по заказу следственного управления Иллинойса относительно освобождения преступника под честное слово (ручательство). «Это первое прогностическое исследование в то время было замечательным примером успешно проведенного прикладного социологического исследования, - считает Г. Блумер. - Оно определило уровень вероятности нарушения данного слова (ручательства) в соотнесении его с социальными и личностными характеристиками преступника». В целом для исследований преступности, проводимых Берджессом и его учениками, характерно акцентирование личностных и социально-психологических аспектов данного явления. Берджесс стремился выявить социальные факторы личностной дезорганизации с тем, чтобы определить дальнейшие пути ее «реорганизации», или «реабилитации»: «Кажется, проще стать преступником, чем перестать быть им; легче объяснить, почему парень становится преступником, чем определить факторы, действительно влияющие на его реабилитацию».

Этот же интерес к формированию и изменению личностных, социально значимых характеристик присутствует и в работах Берджесса, исследующих семейные и брачные отношения. Самые первые эмпирические и теоретические находки в области социологии семьи были сделаны опять же в рамках исследования социальной экологии города и касались влияния этнических различий в соседских общинах на семейно-брачные отношения, социальной дистанции между партнерами. Затем, однако, эти исследования все больше сосредоточивались на межличностном взаимодействии супругов, на распределении ролей в семье и т.п. В 1926 г. Берджесс уже активно занимался проблемами семьи (в основном социально-психологическими); главным образом его интересовали совместимость супругов и социализирующая функция семьи, хотя есть и неожиданные повороты этого интереса (так, изучив русский язык, Берджесс посетил в 1926 г. СССР и «изучал влияние коммунистической философии на традиционную форму русской семьи»).

Основные идеи Берджесса по социологии семьи изложены в статье «Семья как единство взаимодействующих личностей» (1926) и лежат в русле интеракционистского подхода к изучению семьи.

Как и последующие его работы на эту тему, совместная с Коттреллом книга «Предсказание удачного или неудачного брака» (1939), основанная на данных исследования вступающих в брак пар, является в известной мере методологическим аналогом предсказания нарушения ручательства среди различных типов преступников, проведенного Берджсесом ранее. Продолжением этого исследования брачной coвместимocти можно считать написанную совместно с П.Уолином в 1953 г. книгу «Ухаживание и брак», которая в большей мере считается практическим пособием, нежели научной монографией.

В теоретическом же плане, пожалуй, наибольший интерес представляет работа Берджесса (в соавторстве с Г. Локком) «Семья» (1945). Семья, утверждают авторы, - «единство взаимодействующих личностей», та среда, в которой отдельный индивид становится личностью. Это «единство» отражает как состояние социальной организации, так и степень дезорганизации общества в целом, следовательно, является и источником его «реорганизации». Исходным пунктом личностной дезорганизации, проявления которой Берджесс исследовал, в частности в социологической криминологии, он считал семью - отношения детей и родителей. «Социальные образцы», приобретаемые в процессе социализации в семье и не реализующиеся, не находящие применения за ее пределами, - основная причина психологического конфликта (личностной дезорганизации), обусловливающая девиантное поведение.

Период в развитии общества, когда семейные «образцы» поведения, ценностей и т.п. не соответствуют общесоциальным, можно считать периодом качественного социального изменения, нестабильность семейных отношений, института семьи в целом одно из существенных свидетельств этого процесса. Стабилизация внешних и внутренних функций семьи связывается Берджессом с окончанием процесса социального изменения и связанной с ним социальной дезорганизации.

Другой характерной чертой данной работы помимо интсракционистской направленности является склонность к психологизму. Свыше ста страниц посвящено интерпретации формирования личности в семье в духе психоаналитических теорий Фрейда, Адлера, Юнга, Райха. Берджесс был одним из первых американских социологов, обративших внимание на возможности использования фрейдистской методологии в социологической теории: еще в 1920 г. на очередном собрании Американского социологического общества он высказался по этому поводу, и его соображения «превосхитили последующее широкое применение понятий «подавленные инстинкты» и «репрессия». В «Введении в науку социологии» также прослеживаются фрейдистские мотивы, когда концепция «четырех желаний» Томаса, применяемая к теории социализации, во многом сближается с фрейдовской эволюцией либидо.

В «Семье» Берджесс в некотором смысле повторяет уже освоенный прием. Отмечая роль внутренних импульсов в мотивации поведения, он придает им функциональное значение и классифицирует в соответствии со схемой «четырех желаний»; однако в самом поведенческом акте роль желаний, результаты их функционирования Берджесс описывает, используя фрейдистские понятия «сублимации», «доминирования» и «разочарования». «Семейная психодрама», эмоциональное взаимодействие внутри семьи - это общая картина, итог взаимодействия таких «психогенных» процессов, как идентификация, дифференциация, проекция, самовыражение, покровительство, сдерживание н компенсация.

Оценивая теоретическое наследие Берджесса в целом, невозможно не заметить почти парадоксального соединения в его работах, казалось бы, несовместимых ориентаций натурализма (порой и физикализма) и психологизма (интеракцнонизма), социологического «реализма» и «номинализма». Характерный для чикагской социологии социально-экологический подход к развитию целостного социального организма (хотя бы города) на макроуровне дополняется на микроуровне формулой «общество как взаимодействие». Таким образом, в единой концепции соединяются натурализм в интерпретации общей эволюции социального организма с интеракционистским толкованием «атомарных», отдельных процессов в рамках этой эволюции.

Бёрджесс, по выражению Д.Бога, «смотрел на социальный лес, а видел социальные деревья»

Берджесс, следуя общим правилам чикагской социальной школы, стремился объяснять все типы общественных явлений как адаптивные реакции на изменения среды (физической, социальной, межличностной), как взаимодействие отдельного социального организма со средой, а отдельные акты социального поведения в пределах этого социального организма - как межличностное взаимодействие. Подчеркивая интеракционистский (социально-психологический) аспект социально-экологической концепции Берджеса, его коллега Д. Бог называет его «в большей мере социальным психологом», нежели социологом: «Он смотрел на социальный лес, а видел социальные деревья».

Действительно, этот аспект присутствует во всех работах Берджесса, связанных с эмпирическими исследованиями: 1) в исследованиях города - это выделение социальной и пространственной мобильности, миграции, интенсифицирующей межличностные контакты, 2) в социологической криминологии преступник для Берджесса «прежде всего личность, а затем уже собственно преступник... он - индивид, с характерными для всех людей желаниями и представлениями о своем месте в коллективной жизни», которые и выступают для Берджесса в качестве исходных «социальных фактов»; 3) семья - определенная ситуация межличностного взаимодействия, а основной функцией брака считается «удовлетворение не столько социальных ожиданий, сколько личностных потребностей обоих супругов».

И если можно говорить о том, что интеракционистский крен в его работах выражен более, чем, например, в работах Парка, то это еще раз свидетельствует о том, что именно Берджесс был ближе к «микроуровню» социально-экологической концепции, за нимаясь операционализацией ее общих теоретических положений и организацией эмпирических исследований. Их методология также отражает двуединство натурализма и интеракционизма (субъективизма) ориентаций Чикагской школы.

Берджесс все-таки считает качественные методы по сути своей первичными в социальных исследованиях.

Общее увлечение неформализованными методами исследования, начало которому в Чикагской школе было положено «Польским крестьянином в Европе и Америке» Томаса и Знанецкого, не оставило в стороне и Берджесса. Не отрицая немаловажного значения количественных методов и стремясь к оптимальному сочетанию обоих видов методов (формализованных и неформализованных), Берджесс все-таки считает качественные методы по сути своей первичными в социальных исследованиях. Наибольшим его вниманием среди этих методов пользовался монографический (case-study method), всесторонне описывающий и объясняющий отдельный социальный факт при помощи разнообразных, соответствующих предмету процедур, какие только может подсказать исследователю его фантазия.

Берджесс, например, советовал своим ученикам, исследующим город, внимательно изучать романы Драйзера и Андерсона, анализируя свои данные о жизни американского города. Собственно говоря, case-study в том виде, как его понимал Берджесс, - это не просто отдельный метод наряду со статистическими методами, а, скорее, тип социологического исследования, в котором преимущество отдается качественным методам в силу специфики (уникальности) его объекта. Основное достоинство используемых в монографическом исследовании методов (анализ личных документов, биографий, интервью) заключается в их способности раскрыть «то, что кроется под масками, которые носят все люди», «они позволяют проникнуть во внутренний мир воспоминаний и вожделений, страхов и надежд другого человека».

Именно эти возможности предоставляются, по мнению Берджесса, при изучении дневников, личных писем, автобиографий и т. п. В предисловии к «Джеку-Роллеру» он сравнивает значение биографии в изучении личности с микроскопом в биологии, проникающим сквозь внешнюю оболочку видимого; она раскрывает «обширную картину взаимосвязей ментальных процессов и социальных отношений». Наиважнейшими методами в социологии он считает взаимодействие с респондентом (опросы) н анализ личных документов. «Статистические данные и картографирование говорят о многом, но не обо всем... Эти данные лишь ставят вопросы, многие из которых требуют дальнейшего изучения статистическими же методами, другие - могут быть поняты лишь при более глубоком проникновении за пределы наблюдаемого поведения».

Пристрастие к качественным методам ие мешало Берджессу одному из первых осваивать и применять в своих исследованиях новейшие статистические методы: среди первых он использовал многомерную статистику в социологии - факторный анализ, примененный им к изучению семейных отношений - он же был среди первых социологов в Чикаго, использовавших компьютер при обработке данных. Методологическая разносторонность и восприимчивость Берджесса безусловно связана с его ориентацией на эмпирическое обоснование научных изысканий, с тематической мобильностью и социально-реформистской направленностью. В своих теоретических и методологических исканиях он стремится к всесторонней оценке проблемы и «всегда ищет способ примирения противоположностей - плодотворный их синтез». Видимо, это стремление было чем-то большим, нежели особенность его научного мышления, - общим умонастроением, складом характера, образа жизни. «Он жил по правилам сельского протестанта Среднего Запада, - пишет Д. Бог, - которые предписывают «умеренность во всем». Но при этом его интеллект был чужд предрассудков и ограниченности... Поэтому его оценки всегда были взвешены и не отличались крайней категоричностью».

Чувство меры, терпимость и восприимчивость к неординарным явлениям позволяли Берджессу устанавливать контакты с самыми различными людьми, сотрудничать в разнообразнейших организациях. Например, его знакомство с представителями некоторых групп сомнительного поведения стало причиной обвинения его в неблагонадежности; на публичном слушании этого дела в комитете конгресса Берджесс заставил своих оппонентов отказаться от обвинений. Ф. Хаузер считал Берджесса «идеальным типом коллеги», который всегда был «спокоен, рассудителен и умел подобрать нужное слово, нужный жест, чтобы предотвратить конфликт. Он был опорой и защитой для студентов не только в научном плане, но и в материальном, а также в продвижении карьеры».

Организаторская деятельность Берджесса отличается редкостным разнообразием и интенсивностью: он представлял различные общественные организации, участвовал во множестве правительственных и неправительственных комитетов, десять лет был секретарем Американской социологической ассоциации (1920-1930), ее президентом (1934), главным редактором «Американского журнала социологии» (1936-1940), активно участвовал в работе Комитета по исследованиям в социальных науках. Во время второй мировой войны Берджесс занят в Комитете по национальной обороне, занимается вопросами реабилитации ветеранов войны и их адаптацией к послевоенной жизни; находит время и для занятий геронтологией, которые увенчались созданием в 1949 г. геронтологическото общества. Благодаря активности Берджесса и его учеников, Чикаго становится также центром по изучению социально-геронтологических проблем. При участии Берджесса основаны Общество по изучению социальных проблем, Национальный совет по семейным отношениям, Центр по изучению семьи и сообщества (в Чикаго) и др.

В последние годы жизни Берджес часто болел, и смерть его сестры, с которой он не расставался 35 лет, стала для него, видимо, тяжким потрясением. Он умер в Чикаго в 1966 г., в возрасте восьмидесяти лет. Задолго до этого он завещал свое имущество и состояние Чикагскому университету с тем, чтобы там был основан Фонд Э. Берджесса для помощи студентам и развития социологических исследований.

Берджесс «более, чем кто бы то ни было, способствовал развитию социологии в Соединенных Штатах... - считает Г. Блумер, - он был неутомим в формировании и расширении институциональных основ нашей дисциплины... Берджессу принадлежит огромная заслуга во внедрении и укреплении интересов социологии как на общенациональном уровне, так и в Чикагском университете».